Читать книгу "Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы - Чарльз Маккей"

Духовенство, властвуя над умами, никогда не одобряло систему юриспруденции, которая, как видно, стремилась сделать разрешение всех мыслимых коллизий прерогативой сильнейших. Священники с самого начала решительно выступали против дуэлей и старались, насколько им позволяли предрассудки той эпохи, обуздать воинственный дух, столь чуждый принципам религии. На Валенсийском и впоследствии на Трентском соборе они отлучили от церкви всех дуэлянтов, их ассистентов и зрителей, объявив, что этот богомерзкий и отвратительный обычай распространился по наущению дьявола, дабы губить тела и души. Они также заявили, что правители, потворствующие дуэлям, должны быть лишены всей светской власти, права творить правосудие и владений, где те устраиваются с их позволения. Далее мы увидим, что этот пункт лишь поощрял практику, которую был призван предотвращать.

Упование на то, что всемогущий Бог, когда бы к нему ни взывали, будет творить чудеса в пользу несправедливо обвиненных, являлось богохульным заблуждением раннего Средневековья. Священники, осуждая дуэли, не осуждали принципа, на котором те были основаны. Они, как и прежде, поддерживали массовую веру в божественное вмешательство во все споры и разногласия между нациями и индивидуумами. На том же принципе основывались и ордалии, которые священники, пуская в ход все свое влияние, пропагандировали как альтернативу дуэлям. Прибегая к первым, они имели полное право выносить решения о виновности или невиновности, тогда как в отношении последних никакой властью и привилегиями они не обладали. В связи с этим, и не затрагивая никаких иных возможных причин, не приходится удивляться, что они стремились урегулировать все разногласия мирным путем. Когда такой подход превалировал, священнослужители, как им того хотелось, были главной силой в государстве; но когда дозволялось решать все спорные вопросы, проявляя личную доблесть в поединке, они уступали во власти и влиянии дворянству.

Таким образом, метать в дуэлистов громы и молнии отлучения их побуждало не столько отвращение к кровопролитию, сколько страстное желание удержать власть, к обладанию которой, надо отдать им должное, они в те времена были пригодны лучше других. В их среде всходили ростки знаний и цивилизованности; они являлись представителями силы человеческого разума, тогда как дворянство воплощало в себе физическую силу. Дабы сосредоточить интеллектуальную власть в руках церкви и сделать оную судьей в последней инстанции во всех апелляциях по гражданским и уголовным делам, священники ввели в судопроизводство пять методов следствия, бывших исключительно в их ведении. Таковыми стали присяга на евангелиях, ордалия крестом и ордалия огнем для лиц высокого звания, ордалия водой для низших классов и, наконец, corsned, или ордалия хлебом и сыром, для духовных лиц.

Присяга на евангелиях принималась следующим образом. Поль Хей, граф Дюшастле, в своей «Истории мессира Бертрана Дюгеклена» сообщает, что обвиняемый, подвергавшийся этому испытанию, клялся на Новом Завете и мощах какого-либо из святых мучеников или его могиле, что он неповинен в инкриминируемом ему преступлении. Он также был обязан найти двенадцать человек, известных своей неподкупностью, которые должны были одновременно с ним поклясться в том, что считают его невиновным. Данный следственный метод, при котором решения неизменно выносились в пользу тех, чья присяга звучала тверже и убедительнее, приводил к вопиющим злоупотреблениям, особенно в делах по спору о наследстве. Такого рода злоупотребления были одной из главных причин того, что предпочтение отдавалось судебному поединку. Вовсе неудивительно, что феодалы и военачальники раннего Средневековья предпочитали неопределенность честного единоборства с оппонентом предсказуемой успешности упорного лжесвидетельства.

Испытание, или судебное следствие, с помощью креста, к которому просил прибегать своих сыновей Карл Великий в случае разногласий между ними, заключалось в следующем. Когда человек, обвиняемый в каком-либо преступлении, заявлял о своей невиновности под присягой и обращался с призывом об оправдании к кресту, его приводили к церковному алтарю. Перед этим священник подготавливал два совершенно одинаковых посоха, на одном из которых вырезалось изображение креста. Каждый посох с превеликим тщанием и множеством церемоний заворачивался в кусок тонкой шерсти и клался на алтарь или на святые мощи. Далее возносилась торжественная молитва Всевышнему, дабы он соблаговолил рассудить своим святым крестом, виновен ли обвиняемый или нет. Затем священник подходил к алтарю и брал один из посохов, который его помощники благоговейно разворачивали. Если тот был помечен крестом, обвиняемого признавали невиновным, а если нет – виновным. Было бы несправедливо утверждать, что суды, проводимые подобным образом, были во всех случаях сфальсифицированы, как было бы нелепо считать и то, что те, кто их проводил, всегда полагались на волю Господню. Несомненно, проводилось много честных судов и, по всей вероятности, самым добросовестным образом; ибо не можем же мы верить лишь в то, что священники заблаговременно старались путем тщательного расследования и пристального изучения обстоятельств дела убедиться в невиновности или виновности апеллянта и брали посох, соответственно, с крестом или без креста, руководствуясь иными, известными только им приметами. Резонно, однако, предположить и то, что те, кто брал посохи, которые, вероятно, будучи завернутыми в шерсть, выглядели для сторонних наблюдателей абсолютно одинаково, могли без труда отличить один от другого.

Право вынесения приговора столь же безраздельно принадлежало духовенству при ордалиях огнем. Считалось, что огонь не обжигает невиновных, и священники, разумеется, заботились о том, чтобы загодя дать невиновным либо тем, кого им из удовольствия или прямой заинтересованности хотелось таковыми объявить, наставления, которые позволили бы им уберечься от ожогов. Один из способов испытания состоял в том, чтобы разложить на земле через определенные интервалы раскаленные докрасна плужные лемехи и, завязав обвиняемому глаза, заставить его по ним пройти. Если тот раз за разом наступал на пустые места, тем самым избегая огня, его признавали невиновным, а если обжигался – виновным. В силу того что подготовкой лемехов занимались исключительно священники, они всегда могли подстроить результат ордалии. Для признания человека виновным им было достаточно разложить лемехи через неравные промежутки, дабы обвиняемый наверняка наступил хотя бы на один. Когда Эмму, жену короля Этельреда и мать Эдуарда Исповедника, обвинили в преступной связи с Альвином, епископом Уинчестерским, она восстановила свое доброе имя, пройдя ордалию огнем. Когда под угрозой была репутация духовного лица, а тем более королевы, ни от каких лемехов, за нагрев и размещение которых отвечали священники, вердикта о виновности ожидать не приходилось. Эта ордалия называлась Judicium Dei[641], а иногда Vulgaris Purgatio[642] и могла также осуществляться несколькими другими способами. Один из них состоял в том, чтобы взять в руку кусок раскаленного докрасна железа весом в один, два или три фунта и чтобы рука осталась целой и невредимой. Читая о том, что не только мужчины с загрубелыми руками, но и женщины с их мягкой и нежной кожей делали это без вреда для себя, мы должны понимать, что кисти их рук были предварительны натерты каким-нибудь предохраняющим средством или якобы раскаленное железо было на самом деле холодным и выкрашенным в красный цвет. Следуя другому способу, нужно было опустить обнаженную руку в котел с кипящей водой. Затем священники оборачивали ее в несколько слоев льняного полотна и фланели и три дня держали испытуемого в церкви исключительно под собственным присмотром. Если по прошествии этого времени на руке не было заметно ни единого ожога, это считалось твердым доказательством невиновности обвиняемого[643].