Читать книгу "Черная камея - Энн Райс"

Я живо припомнил, что никогда прежде не выступал ни на однихпохоронах, несмотря на свою любовь к Линелль, Папашке и Милочке, и уже вследующую секунду, поддавшись порыву, поднялся и пошел к микрофону на аналое,за алтарным ограждением. Мне казалось немыслимым, что я, такой как есть,собираюсь говорить в церкви, и в то же время я понимал, что меня теперь ничтоне остановит.

Подстроив голос под микрофон, я сказал, что тетушка Куинбыла самым мудрым человеком из всех, кого я знал, и что, обладая этой истинноймудростью, она прекрасно знала, что такое настоящее милосердие, и что толькорядом с ней можно было понять, что такое великодушие. А затем я процитировал изКниги Премудрости Соломона описание дара мудрости, которым, как я полагал,обладала тетушка Куин:

"Ибо премудрость подвижнее всякого движения, и почистоте своей сквозь все проходит и проникает. Она есть дыхание силы Божией ичистое излияние славы Вседержителя: по сему ничто оскверненное не войдет в нее.Она есть отблеск вечного света и чистое зеркало действия Божия и образ благостиЕго. Она – одна, но может все и, пребывая в самой себе, все обновляет..."[35]

На этом я оборвал цитату.

– О тетушке Куин лучше не скажешь, – произнеся. – И то, что она жила среди нас до восьмидесяти пяти, – это былподарок всем нам, драгоценный дар, и что смерть так внезапно унесла ее, нужносчитать милостью, если мы хотим рассуждать здраво. Трудно представить, чтомогли означать для нее дряхлость и немощь. Ее больше нет. Она прожила всю жизньбездетной, но была матерью всем нам. Дальше – тишина[36].

С трудом веря, что я решился выйти к церковному алтарю ипроизнести эти слова перед людской толпой на заупокойной мессе, я хотел ужевернуться на место, когда неожиданно с места поднялся Томми и взволнованнопомахал мне, чтобы я подождал.

Он подошел, чтобы тоже выступить. Его било, как в лихорадке,и он обнял меня одной рукой, чтобы хоть как-то успокоиться. Я опустил руку емуна плечо, и тогда он заговорил в микрофон:

– Она подарила мне целый мир. Я путешествовал вместе сней. И куда бы мы ни отправлялись – в Калькутту, в Асуан, в Рио, в Рим или вЛондон – она дарила мне эти места, зажигая своим энтузиазмом, своей страстью,своими рассказами... демонстрируя мне и говоря, что я могу сделать со своейжизнью. Она заставляла меня верить, будто я весь мир держу в своих руках! Яникогда ее не забуду. И хотя я надеюсь любить других людей так, как она меняучила любить их, я никогда никого не полюблю сильнее, чем ее.

Томми посмотрел на меня, показывая, что это все, и мыотправились с ним на скамью, по-прежнему в обнимку.

Я очень гордился им, он отвлек меня от собственных грехов,и, сев рядом с Лестатом, я держал Томми левой рукой, а Лестат взял меня заправую.

Пришла пора причащаться, очень много людей покинули скамьи ивыстроились в очередь, и, разумеется, Томми с Жасмин к ним присоединились. Я,поддавшись импульсу, поднялся и занял место перед ними.

К моему полному изумлению, то же самое сделала и Меррик, аза нею и Лестат – то ли они последовали моему примеру, то ли в любом случаепоступили бы так.

Мы все трое получили по облатке.

Я по привычке взял ее рукой. Не знаю, как они принялипричастие – положили облатку прямо на язык или взяли рукой, но они его приняли.Я, как всегда, почувствовал, что кусочек теста растворился на языке – такуюкрошку мое тело не отвергло, – и попросил Бога, вошедшего в меня, чтобы онпростил мне все то, чем я теперь стал. Я молил Бога освободить меня от того,кем я был. Я молил его подсказать, что я должен делать, чтобы продолжатьжить, – если вообще существовал какой-то выход: честный, достойный,моральный.

Был ли во мне Христос? Конечно, был. Почему одно чудо должнобыло уйти только потому, что со мной произошло другое? Был ли я повинен всвятотатстве? Да. Но что остается делать убийце? Я хотел, чтобы Бог был во мне.И мое раскаяние, мое отречение от всех грехов было в ту секунду искренним. Яопустился на колени, закрыл глаза, и мне в голову пришли очень странные мысли.

Я подумал, как Всеведущий Господь превратился в Человека –какой замечательный поступок! Я словно бы впервые об этом узнал! И мнепоказалось, что Всеведущему Господу пришлось на это пойти, чтобы лучше понятьсобственное Творение, ибо Он создал то, что оказалось способным так глубоко егоранить, – человечество. Все это было так запутано. Так странно. Ангелы не оскорбилиего. Нет. Это сделали люди. В голове теснились идеи, душа в эту секунду быланаполнена Богом, проливая собственные бескровные слезы, и я почувствовал себябезвинным на эти короткие мгновения.

Перенесемся немного вперед, на кладбище:

"Лониган и сыновья" раздали всем по тоненькойсвечке с кружком бумаги на конце, чтобы горячий воск не обжег руки. ОтецКевинин Мэйфейр завершил церемонию у могилы быстро и достойно. Он плакал потетушке Куин. Многие плакали. Терри Сью все время проливала слезы. Вокруг гробана постаменте собралась целая гора цветов. Нам предложили, построившись в ряд,пройти мимо, чтобы в последний раз дотронуться до гроба. Ворота в высокуюгранитную усыпальницу стояли открытыми. После нашего ухода гроб должны былипоместить на одну из полок.

Пэтси принялась истерически всхлипывать.

– Как ты мог привести нас сюда ночью! – закричалаона мне, не переставая лить слезы. – Ты, всегда только ты, Тарквиний. Яненавижу это место, а тебе понадобилось приводить нас сюда ночью. Ты, всегдатолько ты, Тарквиний.

Мне стало жаль ее: она выглядела такой несчастной, и все нанее уставились, не подозревая, насколько она больна, да и вообще безумна.

Большая Рамона попыталась ее успокоить. Рядом со мной стоялаМеррик Мэйфейр и не сводила с Пэтси пытливого взгляда. Я чувствовал, что иЛестат наблюдает за ней. Я понимал, что для нее это унизительно, хотя что дляних означали ее неуместные сцены? И вообще, почему она сюда пришла?

Она ведь не была на похоронах собственных родителей.Впрочем, тетушку Куин она любила. Все любили.

Большая Рамона повела Пэтси к машине. Наш поверенный ГрейдиБрин пытался ее успокоить, ласково похлопывая по спине.

– Будь ты проклят, Квинн! – кричала Пэтси, когдаони вталкивали ее в лимузин. – Чтоб ты провалился в ад! – Я дажеподумал, не стала ли она ясновидящей, раз выкрикивает такие проклятия, разящиепрямо в точку.