Читать книгу "Штрафбат. Наказание, искупление (Военно-историческая быль) - Александр Пыльцын"

Невольно вспоминался командарм А. В. Горбатов на фронте, командующий ВДВ генерал Маргелов, наш «Дядя Вася», да и многие наши фронтовые и послевоенные генералы. Вскоре, к радости офицеров полевого управления Армии, командарма Штыкова сменил генерал Ухов. В противоположность своему предшественнику, обладал он нравом веселым. Правда, иногда горячился, срывался на «непарламентские» выражения, но быстро остывал и говорил самокритично: «Ну, как я тебя отчихвостил? Не обижайся, со мной это иногда бывает».

Герой Советского Союза, генерал-майор Баталов Г. М.

Здесь мне посчастливилось встретить очень интересного и, считаю, выдающегося политработника. При командарме Ухове (имя и отчество этого генерала я почему-то не запомнил) на должность члена Военного Совета Армии пришел полковник Средин Геннадий Васильевич, человек редкой души, напомнивший мне своими манерами, отношением к людям и к делу моего первого командира роты еще в запасном полку на Дальнем Востоке — младшего политрука Тарасова Николая Васильевича. Новый ЧВС отличался какой-то особенно дружелюбной общительностью. Наши кабинеты находились на одном этаже большого здания штаба Армии. И то ли это обстоятельство, то ли моя фронтовая служба в штрафбате его интересовала, но он часто заходил ко мне (а не вызывал к себе), и мы подолгу беседовали и о делах сегодняшних, и о фронтовом прошлом. От него я узнал, что он на фронт попал не сразу, а как партийного работника его долго не снимали с «брони». И только в 1942 году после множества настойчивых заявлений его направили в армию, и он попал на Волховский фронт политруком в стрелковый полк 2-й Ударной армии, участвовал в тяжелых боях по прорыву блокады Ленинграда на Синявинских высотах, где погиб в 1943 году отец моей второй супруги, артиллерист противотанковой сорокапятки Василий Васильевич Куропятников. Ранен там политрук Средин не был, но под Ленинградом обморозил ноги, знает, что такое цинга. Войну закончил, как и я, в звании майора, а теперь мы оба с погонами полковника. Правда, я понимал, что в полковниках ему осталось ходить совсем недолго. Собеседником он был оригинальным: получалось так, что о себе Геннадий Васильевич Средин рассказывал очень немного и даже неохотно, а вот ему хотелось рассказать все. Я поведал ему и историю с моим отцом, и о том, какие иногда мысли в связи с этим возникали у меня. Он успокоил меня, убедив, что это давно забытая история, в которой нет никакой моей вины и никаких служебных последствий.

Однако, забегая несколько вперед, скажу, что какое-то время спустя пришло из Москвы распоряжение направить меня на трехмесячные курсы в Рязань для изучения новой техники. При себе нужно было иметь допуск «по форме № 1», то есть допуск к совершенно секретным сведениям. Вызвали меня в отдельно стоящий, аккуратный, в полтора этажа, домик, в котором размещался Особый отдел Армии, и там снова возник вопрос о моем отце. Я не выдержал, возмутился и выпалил что-то вроде: «Сколько же вы будете мучить меня этой, давно уже решенной самой жизнью, проблемой?» Меня «успокоили» тем, что только уточняют факты и допуск, по всей вероятности, я получу. После посещения этого злополучного полутораэтажного особняка я пошел к Геннадию Васильевичу Средину и рассказал об этом разговоре. Тот снял трубку телефона и в несвойственной ему манере, даже резко что-то выговорил абоненту, и через полчаса допуск был у меня.

Обладал Геннадий Васильевич проницательным умом, собственным мнением по всем вопросам военного бытия. Помню, как-то один московский инспектор из Главного политуправления сделал ему замечание, что в военных городках дивизии, где начальником политотдела был толковый, остроумный, энергичный полковник Репин И. П. (фронтовые пути которого, как и мои, проходили через Варшаву и Берлин), мало яркой, наглядной агитации. И как доказательство этому привел в пример городской парк, где этой агитации было в изобилии. Тогда Геннадий Васильевич спросил его, что именно по своему содержанию ему больше всего там запомнилось. А тот замялся, сказал, что деталей не помнит. Тогда Средин прямо сказал этому проверяющему: «Зачем это обилие лозунгов, если их содержание не оставляет следа в душе и памяти человека, тем более заинтересованного?» И москвич сконфузился.

Вот так тонко сумел поставить на место не в меру ретивого «верхнего» политработника наш новый член Военного совета. А полковника Репина вскоре перевели с повышением куда-то на Север. Как мы все и предполагали, спустя некоторое время Геннадию Васильевичу Средину было присвоено генеральское звание. Затем он уверенно продвигался по службе, вначале стал членом Военного совета Прикарпатского военного округа, а через несколько лет был назначен первым заместителем начальника Главного политуправления Вооруженных Сил СССР (ГлавПура). Как вспоминают его сослуживцы, генерал Средин очень неохотно шел на этот высокий пост и говорил, что «там царит атмосфера интриг и подсиживания», что противно его натуре. Но назначение состоялось, а Геннадий Васильевич, со своими убеждениями и прямым характером, «не вписался» в тогдашний аппарат ГлавПура. Хотя все, кто его знал по работе в войсках, считали, что именно его опыт и его пытливый ум вполне могли перестроить на лучший лад весь верхний эшелон политаппарата, будь Геннадий Васильевич Средин не замом, а начальником ГлавПура.

Через несколько лет генерал-полковника Средина, в ком уважение к начальству никогда не переходило в подхалимаж, под надуманным предлогом перевели на должность начальника Военно-политической академии имени Ленина. Это понижение в должности генерал-полковника, как писал об этом его сын В. Г. Средин в газете «Красная звезда», сильно огорчило Геннадия Васильевича. В свои 63 года тогда он понимал, что это явный плацдарм на увольнение по возрасту. Так и случилось. Но и в запасе генерал Средин не мог без работы. Вскоре он был избран заместителем председателя Советского комитета ветеранов Великой Отечественной войны, где взялся за опровержения попыток искажения истории войны, особенно возмущаясь какой-то остервенелой активностью части наших военных историков, возникшей вдруг в «перестроечные» годы.

Генерал Средин Г. В.

А свела его в могилу, как и многих истинных советских патриотов, трагедия развала Советского Союза. Он умер у себя дома после сообщения о ГКЧП, 19 августа 1991 года, успев только сказать: «Ничего у них не выйдет». Но даже после того, когда его тело было предано земле, недруги Геннадия Васильевича надругались над усопшим, разрыв его могилу. Да пусть простит меня читатель за этот длинный экскурс в биографию замечательного человека, генерал-полковника Геннадия Васильевича Средина, служившего, уверен, не только для меня, образцом настоящего политработника Советской Армии, с кем мне посчастливилось часть жизни пройти рядом.

А теперь перейдем в год 1964, в котором мне довелось вновь обрести возможность послужить на родном Дальнем Востоке, где я родился, вырос, начал военную службу и получил первое офицерское звание. Однажды меня вызвали в Москву и предложили поехать «за генеральскими лампасами» в Уссурийское военное автомобильное училище, начальнику которого только что было присвоено генеральское звание. Через год его собирались перевести в Европейскую часть СССР, а мне предлагалось постажироваться этот год у него в заместителях, освоить особенности такого рода службы, уже в военно-учебном заведении, а затем занять эту генеральскую должность.