Читать книгу "Утраченное Просвещение. Золотой век Центральной Азии от арабского завоевания до времен Тамерлана - Стивен Фредерик Старр"

Великие Моголы, желая сделать свой календарь более точным, построили пять обсерваторий по модели Улугбека. Однако от этого проекта не осталось ничего, кроме нескольких экзотических сооружений, которые все еще можно увидеть в Дели и Джайпуре. В Иране, как и в других евразийских империях, медицина по понятным причинам продолжала процветать: она была необходима для поддержания здоровья правителей. И хотя в хирургии и офтальмологии наблюдались значительные подвижки, персидская медицина стояла на месте из-за оттока ученых в другие страны[1425].

Не совсем поддается объяснению, почему слабо развивались математика и естественные науки в трех тюркских империях. В конце концов, несмотря на то, что они полагались на свое войско, они осуществили пороховую революцию к XVI веку. В этой области отставали только Сефевиды – за что и поплатились поражением, которое Османы нанесли им в 1514 году. После этого персидский двор ринулся наверстывать упущенное. Почему же тогда смежные области баллистики и тригонометрии не развивались так же быстро? Важную роль здесь сыграли военные успехи. Все три империи удерживали превосходство над своими главными соперниками вплоть до середины XVII века. Напыщенность, воплотившаяся в грандиозных придворных церемониях в Дели, Исфахане и Константинополе, ослабила готовность к овладению новыми областями знаний и снизила интерес к изучению иностранных языков, особенно тех, на которых говорили кажущиеся малыми народы, проживающие в далекой Европе.

Помимо этого, познание в большой степени сдерживалось во всех трех империях религиозной ортодоксией. И Великие Моголы, и турки-османы были непреклонными суннитами, прочно связывавшими закон шариата с военной мощью, в то время как Сефевиды являлись такими же непреклонными шиитами. Шиитское государство со столицей в Исфахане было фактически теократией[1426], а захват Османами всего того, что осталось от халифата, и решение султана Селима в 1522 году сделать столицей Стамбул придавало теократический окрас всей империи.

Великие империи правили многочисленным населением, исповедовавшим другие религии. Османы были терпимы к другим религиям, но Сефевиды-шииты имели дело с суннитским большинством среди населения, даже в Персии[1427]. В Индии Великих Моголов существование индуистского большинства привело одного правителя Акбара (1542–1605) к идее разработать собственный синтез ислама, индуизма и христианства. Неординарный правитель и независимо мыслящий человек, Акбар надеялся, что его новая вера сможет заменить существующие религии и навсегда завершить конфликт между культурами[1428]. Планируя такой синтез, он вернулся к важным вопросам идеального общества, к которым обращались аль-Фараби и Ибн Сина полтысячелетия назад. Он видел себя предводителем нового суфийского ордена и, следовательно, главой теократии, хотя и милосердным[1429]. Его преемник, суровый и нетерпимый Аурангзеб (1618–1707), быстро вернул государство к строгой военной системе, основанной на шариате, ознаменовав это открытием в Лахоре самой большой мечети из когда-либо построенных в стране. Таким образом, религиозное разнообразие в Персии и Индии побудило правителей насаждать правоверие сверху, в то время как относительно спокойное отношение Османов к различным верованиям все равно не дало зародиться активному научному взаимообмену.

В трех империях медресе укрепляли религиозную правоверность. Первые медресе открылись в эпоху Низам аль-Мулька, использовавшего собственное влияние визиря для открытия образовательных учреждений, которые должны были искоренить инакомыслие. В отсутствие университетов эти учреждения сохраняли свое первоначальное назначение проводников идей господствующей религии. Они были призваны оберегать от обоих противников – как от неприятия любой мысли (со стороны верующих-фанатиков), так и от современной науки и философии. Правда, Акбар сделал математику обязательным предметом обучения в медресе, но это нововведение, как и большинство инициатив Акбара в сфере культуры, не пережило его[1430].

Иными словами, ни в одной из трех евразийских империй XVI–XVIII веков не пытались выйти за границы, которые разуму навязал аль-Газали в XII веке и которые с тех пор стали основами мусульманской правоверности. Приняв возможность прямого общения между верующим и Богом, аль-Газали не столько отрицал интеллект, сколько умалял его роль. Разум, по мнению ученого, пригоден в качестве инструмента для решения практических проблем, но не может помочь в поиске ответов на фундаментальные вопросы бытия. Богословы и чиновники в великих тюркских империях были едины в своем принятии мнения аль-Газали – что математика, наука и логика играют второстепенную роль и что они не имеют ничего общего с взаимоотношениями человечества и Бога.

Ненапечатанное слово

Все эти черты духовной жизни «консервировались» благодаря еще одному фактору, который значительно тормозил развитие научной жизни в трех великих тюркских империях XVI–XVII веков, – нежеланию вводить печатные станки с подвижными литерами. Судьба книгопечатания в этих трех империях удивительно схожа.

Благодаря печатному станку с арабскими буквами, который Ватикан отправил в Исфахан в 1620-х годах, Сефевиды узнали о новой технологии задолго до того, как армяне-христиане отпечатали в Персии первую книгу (Псалтирь) в середине XVII века. Однако сами персы не приняли «новое» изобретение, которому к тому времени было уже 200 лет. Первая печатная книга на персидском языке появилась в Сефевидском государстве лишь спустя 20 лет[1431].

Османы позволили евреям-сефардам напечатать свод своих законов в 1493 году, но только на своем языке. Первая книга, напечатанная с помощью подвижных литер мусульманином в Стамбуле (в Османской империи), появилась в 1729 году. Ее издателем стал трансильванский эрудит, дипломат на турецкой службе по имени Ибрахим Мутеферрика, который использовал свое высокое положение в государственной системе, чтобы получить разрешение султана на издание нескольких книг[1432]. Но затем книгопечатание в Османской империи прекратилось еще на несколько десятилетий.