Читать книгу "Хранители Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель"

– Сдавайтесь! Мои люди заняли центральную башню и сейчас проникнут в замок. У вас нет ни единого шанса.

О господи, это действительно Вацлав!

Андрей, забыв обо всем, о чем они говорили с Вилемом и городским казначеем, бросился вперед.

28

Лицо Генриха было одним сплошным комком глухой боли. Череп как будто раскололся надвое. Тяжело дыша, он прислонился к двери и положил руки на засов. Его пальцы дрожали. Он ждал, что в любую минуту удар снаружи отшвырнет его от двери. Какое-то время она продержится, ведь изначально ее поставили сюда, чтобы противостоять нападению извне. И все же что он мог сделать в этой ситуации? Из комнаты с подъемным механизмом не было доступа к верхним этажам, имелась только одна дверь – та, к которой он прислонился. Им просто нужно было расположиться лагерем снаружи и ждать, пока голод и жажда не выгонят его из убежища.

Ноги у него подкосились, и он сполз вниз по двери. В его мозг неумолимо проникала мысль, что он проиграл. От страха ему стало плохо. Что они учинят с ним? Взгляд молодого человека упал на машину, и его передернуло. Он совершил поступки, в тысячу раз более ужасные, чем Равальяк, а ведь какой кошмарной была смерть приговоренного! Он, Генрих фон Валленштейн-Добрович, совершил убийство, опозорил свое имя, злоупотребил доверием. Если ему очень повезет, они просто убьют его на месте. Если же он окажется в руках правосудия, то его приговорят к поездке на повозке для осужденных на казнь. А затем палач будет вырывать раскаленными щипцами куски мяса из его тела и медленно погружать его в котел с кипящим маслом, который будет стоять на эшафоте. Генрих жалобно застонал от ужаса и попытался сглотнуть, но в горле пересохло. Он впился взглядом в слипшиеся клочки волос зажатые, как старое сено, между валиком и направляющим желобом. Генрих вспомнил о криках, об обнаженных телах извивающихся в путах, о собственном сожалении, что механика настолько груба, что ему не удается ощутить сопротивление кожи головы, которую он срывал кусочек за кусочком продолжая поворачивать рукоять. Генрих в ужасе заткнул себе рот кулаком, когда почувствовал, как, несмотря на весь страх перед смертью, который он испытывал, его член встал, стоило ему вспомнить об этом сладострастном часе наедине с подъемным воротом и крестьянской девкой. Капающий со лба пот жег его опухшие глаза.

О чем он думал, когда лежал вместе с Кассандрой?

Он покойник.

Он благословен.

Он закричал. Неправильно. Он проклят.

Снаружи раздались хлопки нескольких выстрелов. Это заставило Генриха вновь вскочить на ноги. В панике он, спотыкаясь и падая, заметался по тесному помещению. Что ему делать? Что ему делать?

И тут мрак отчаяния озарила вспышка новой мысли. Он – Генрих фон Валленштейн-Добрович! Он всегда находил выход. Это не его судьба – сдохнуть здесь, как крыса в западне. Он слишком уникален, слишком привлекателен для такой пошлости, как смерть на эшафоте. Он уставился на маленькую деревянную дверь, притаившуюся в углу в стене. Он мог бы поклясться, что еще никогда ее не видел. Внутренний голос подсказывал ему, что она, должно быть, всегда находилась там. Куда она ведет? Это ведь одна из наружных стен, и, как ему было известно, никакого другого доступа к этому помещению не имелось, кроме той двери, которую он запер за собой.

На дрожащих ногах Генрих поплелся к двери. Она была едва заметно приоткрыта. Он нажал на деревянное полотно двери, и оно подалось, открывшись на пару дюймов. За дверью царил абсолютный мрак, пропитанный затхлым запахом каменной кладки, уже несколько столетий подверженной сырости. Он осторожно толкнул дверь и вошел в темноту. Кладовая? Но тут он увидел, что по обе стороны от двери идет коридор. Дальше тусклый свет не проникал, но Генрих, тем не менее, не мог поверить своему счастью.

Потайной запасной выход! О нем, наверное, позаботились еще в те времена, когда центральная башня была единственным каменным зданием Пернштейна. Коридоры такого типа в большинстве случаев вели к незаметной капелле, сараю-сеннику или одному из древних низких курганов, а оттуда – к свободе.

Он набрал в легкие побольше воздуха и закричал: «Э-ге-гей!»

Ему показалось, что далеко впереди отозвалось эхо. Это и правда потайной ход.

Он рассмеялся. Эхо исказило его смех, пока он не стал звучать так, как будто вырвался вовсе не из его рта, но ему было все равно.

– Я – Генрих фон Валленштейн-Добрович! – воскликнул молодой человек и снова рассмеялся. – Я возвращаюсь!

Не колеблясь, он побежал в темноту идущего вниз хода.

29

– Не стрелять! – приказал Зигмунд фон Дитрихштейн.

Андрей упал на колени на полпути к неподвижному телу Вацлава. Он видел темное сырое пятно, которое образовалось под ним, и кровь, пропитавшую его камзол вокруг болта. Он почувствовал настолько сильную боль, что слезы хлынули из его глаз. Лицо Вацлава было бледным, а веки – почти синими.

– Нет, – услышал он свой собственный шепот. – О, Господи, нет.

У солдат снова появилось свободное поле обстрела, и они вскинули мушкеты.

– Если вы выстрелите, она упадет, – прошипела Кассандра – Если мы выстрелим, вы умрете, – возразил городской казначей и презрительно скривил рот. – Мадам!

Кассандра сдернула Александру с перил и спряталась за девушку. Взгляд Александры метался из стороны в сторону Андрей с трудом перевел глаза на нее. Он смотрел на племянницу сквозь пелену слез и думал о том, что Агнесс и Киприан испытают ту же боль, что и он, если Александра умрет. Он попытался встать на ноги, но не смог.

– Я возьму ее с собой, – прошипела Кассандра. – Если вы совершите хоть одну глупость, я перережу ей горло.

Кассандра обхватила одной рукой шею Александры, а другой стала искать на ощупь нож, который торчал в перилах. Андрея пробил озноб, когда он вдруг увидел, как Вацлав раскрыл глаза и подмигнул ему. Затем юноша молниеносно выбросил руку вверх и схватил свободное запястье Кассандры Она закричала от неожиданности. Вацлав вскочил на ноги и стал выворачивать ей руку. Женщина в белом невольно отпустила Александру, и Андрей, повинуясь инстинкту, прыгнул вперед. Он схватил Александру, сбил ее с ног, обнял и откатился вместе с ней в сторону.

Вацлав и Кассандра кружились в ужасном танце. Юноша пытался заломить ей руку за спину, а она старалась выцарапать ему глаза. Городской казначей растерянно переводил взгляд с одного на другого. Дула мушкетов солдат поворачивались то туда, то сюда, но если бы они выстрелили, то попали бы в обоих сражающихся. Кассандра шипела и фыркала, как дикий зверь. Косметика на ее лице большей частью смазалась, и дьявольское пятно корчило гримасы, и смеялось, и скалило невидимые зубы.

Беспорядочно взлетающие руки Кассандры наткнулись на торчащий из тела Вацлава арбалетный болт и ударили по нему. Вацлав закричал и выпустил ее. Кассандра резко развернулась. Вацлав съежился и пошатнулся. На одно мгновение показалось, что она хочет перебросить его через перила. Юноша упал на колени. Взгляд Кассандры замер на Андрее и Александре, которую он все еще держал, как будто девушка могла улететь, а затем переместился на Дитрихштейна и солдат.