Читать книгу "Философский камень - Сергей Сартаков"

Тюки полетели в стороны.

— Виктор, ты жив?

Он медленно открыл глаза, прошептал что-то невнятное. Тимофей посадил его, сильно дунул в глаза, быстрыми движениями ощупал руки, ноги.

— Не больно? Ты не ранен?

— Меня тошнит, — сказал Виктор. — Пить!

Крови не было. Тимофей сполз обратно к Ткаченко и Стекольниковой,

Ирина, подсказывайте, как я вам должен помочь!

— Перевяжите, сначала ее, едва выговорила Ткаченко. — Бинты, наверно, вон там… Если нет, перевяжите, чем попало…

Хрипло дыша, жестами правой руки — другая повисла бессильно — Стекольникова показывала, что у нее еще сломана и нижняя челюсть.

Тимофей разыскал перевязочные материалы, но страшно было прикоснуться к обезображенному лицу Стекольниковой. Он не знал, как на него наложить бинты..

Тогда Ткаченко попросила подтянуть Стекольникову к ней и принялась перевязывать сама, то и дело, вскрикивая от мучительной боли. А Сташек? Он не ранен?

— Нет. Кажется, нет, — сказал Тимофей, взглянув в его сторону. — Говорите скорее, что делать с вашими ногами, Ирина?

— В лубки… Пока хоть в лубки!.. Оторвите от ящиков четыре дощечки… Разрежьте голенища… Переломы у меня, наверно, закрытые…

Тимофей выполнял все, что, заходясь временами отчаянным криком боли, подсказывала ему Ткаченко. И когда ее ноги превратились в подобие толстых обрубков, она устало закрыла глаза.

Но Тимофей напомнил, что еще лежит штурман-радист, так и не пришедший в сознание, должно быть, получивший очень тяжелые ранения. Надо и ему как-то помочь.

— Да, да! Что же мне сразу вы не сказали? А пилоты? — Ткаченко все поняла по молчанию Тимофея. — Товарищ полковник, захватите что надо…

И, волоча свои окутанные бинтами ноги, глухо постанывая, на руках поползла к радисту. Вытерла кровь с его лица, наложила повязку на лоб. Проверила пульс, приподняла веки.

— Нужно немедленно на операционный стол. Ну как же нам быть? — в отчаянии сказала она. — У него очень сильное внутреннее кровоизлияние. — Только тут обратила внимание на пропитанную кровью шинель Тимофея. — Товарищ полковник, да вы сами-то целы ли?

И принялась бинтовать его, пеняя, что напрасно он так долго оттягивал перевязку.

Руки у Ткаченко дрожали, под глазами обозначились черные круги, но она упрямо делала свое дело.

Возле них появился Виктор. Согнувшись, присел, потер рукой лоб, весь в испарине.

— Пани Ирена, Меня тошнит.

Она изучающе посмотрела на него: не сотрясение ли мозга? Ощупала череп. Видимых повреждений не было.

Облизывая языком искусанные, сохнущие губы, стала расспрашивать о других симптомах болезни.

— Пройдет. Вас тошнит просто от сильного, волнения, Вацлав. Полежите.

Тимофей перевел по-своему: тошнит с перепугу.

Он пробрался в хвост самолета, забаррикадировал, чем попало зияющий пролом, чтобы избавиться от сыплющейся в него снежной крупы — сразу стало темнее, — распотрошил мягкую кладь и приготовил постели. Уложил Стекольникову, рядом с нею Ткаченко, в несколько рядов прикрыл, их одеялами. Виктору предоставил свободу действий. Сам выбрался наружу.

Первая помощь оказана. Пора как следует разобраться в обстановке, наметить план действий.

— Вот лежат, полузасыпанные снегом пилоты и бортмеханик. Прежде всего, надо их похоронить, потом все остальное. Но чем: и как вырыть могилу?

Ему припомнилось, как давно, в такой же метельный день, под черными соснами долбил он ломом мерзлую, землю, чтобы опустить в нее мать, своих близких друзей. Здесь нет ни лома, ни лопаты, ни топора…

— Простите, дорогие товарищи! — сказал он, скорбно глядя на их неподвижные, тела и думая, что придется, наверно, окутать их чистыми простынями и пока просто отнести в сторону: Засыплет снегом…

Исполнив эту горькую обязанность, Тимофей задумался. Что делать дальше?.Конечно, уже через несколько часов начнутся, поиски пропавшего самолета. Но где и как его искать в безбрежном море сибирской тайги, когда даже приблизительно никому не известно, место катастрофы!

— Притом эта снежная метель,; коварно прикрывающая землю! Сколько дней может она продолжаться? Сколько дней, сидя здесь, можно на что-то надеяться?

Самолет упал в невыгодной для поисков местности. Густой ельник, прижавшийся к высокому увалу, при взгляде сверху будет подобен узкому ущелью в горах. Летящая поисковая машина перемахнет через него за какую-то долю секунды, и дело редчайшего случая, чтобы наблюдатель здесь смог что-либо заметить.

Значит, надо будет жечь беспрестанно, может быть, многие недели, дымный костер. Но как это делать, когда даже нет топора?

Рация разбита…

А раненые? Они требуют ухода за собой, лечения. В ящиках есть, должно быть, все необходимое на первый случай, и Ткаченко, к счастью, способна давать свои врачебные указания. Но ведь уже немедленно нужен хирург для радиста, без вмешательства хирурга не могут обойтись ни Стекольникова, ни сама Ткаченко: начнутся грозные осложнения. Как быть?

Сегодня еще сравнительно тепло, мороз градусов десять, не больше, и в самом самолете, заделав как-то все проломы, под несколькими одеялами можно спасаться от холода. А, кончится снегопад, и, как обычно, после этого грянут большие морозы, тогда как?

Надолго ли хватит пищи для всех? Есть ли вообще хотя бы мало-мальские ее запасы?

Тимофей обвел взглядом замутненный метелью ельник, сосновый бор. В ельнике должен быть ручей. Над такими ручьями всегда водятся рябчики. А в бору, возможно, встретятся и тетерева, и глухари, и крупный зверь. Но ведь, кроме его нагана, пистолетов, находящихся у врачей и пилотов, другого оружия нет. Лишних патронов тем более. Расчет на удачную охоту плохой. Ловушки были бы надежнее, но как их сделаешь, если опять-таки нет даже топора!

А вдруг здесь, совсем под боком, большое село? Или хоть бы одиночное таежное зимовье? Что там, за: ельником, не пашня ли, не сенокосный ли луг?

Тимофей выбрал наиболее подходящее, по его мнению, направление и углубился в ельник.

23

Туго забинтованная нога болела, мешала шагать свободно. Глубокие лежали сугробы. И очень часто он натыкался на скрытые под снегом кочки, бурелом и гнилые пеньки. Быстро бросило в жар, хотя в сапогах ноги и мерзли.

Попадались цепочки колоночьих и горностаевых следов. Один раз над головой у него удивленно зацокала красивая чернохвостая белочка. Посыпались, мелкие хвоинки и чешуйки серой коры. Чуть поодаль с одной ели на другую перепорхнул чубатый рябчик.

«Эх, была бы со мной приятельница старая, берданка!» — подумал Тимофей.

Тратить на рябчика пулю из нагана он не стал.