Читать книгу "Оборотный город - Андрей Олегович Белянин"

один ушёл. Куда? Зачем? С кем? После секундного размышления я сразу понял, кто ответит мне на все вопросы…

— Стоять. Глядеть в глаза, по сторонам не косить, под дурачка тоже, — честно предупредил я жмущегося крупом в угол дядюшкиного араба. — Чего молчишь? Это же рядом с твоим стойлом всё произошло. Не смей мне врать! Я буду спрашивать, а ты отвечать. Шаг вправо, шаг влево — попытка уклониться от ответа, прыжок на месте — отказ в сотрудничестве! Карается сокращением полпорции овса и возвращением дяде, а он тяжёлый. Твои выводы?

Белый жеребец после секундного размышления запрядал ушами, изображая полную готовность к сотрудничеству.

— Я знал, что мы поймём друг друга. — Араб послушно подставил мне лоб для поцелуя. — А теперь скажи, когда, куда и зачем ушёл Прохор?

Мой конь досадливо всхрапнул и обиженно показал мне язык.

— Да, извини, забылся, говорить-то ты и не можешь. Это только древние характерники понимали речь зверей и птиц, а я характерник… ну, скажем деликатно, не очень доделанный. Виноват. Давай проще. Прохор здесь был?

Араб кивнул.

— Ушёл примерно с час назад?

Конь помотал головой.

— Часа два?

Кивнул. Беседа заладилась. Главное было правильно ставить вопросы и уточнять детали, ориентируясь на естественные возможности собеседника, а не давить на него, требуя невозможного. Пару раз я сбивался, пару раз он неловко пробовал уйти от ответа, но в целом результаты разговора были очень даже удовлетворительные.

— Та самая особа в длинном платье, хромающая на обе ноги и в шляпе со свечками, что ты видел в прошлый раз на кладбище… Она забрала моего денщика?

Белый араб скорбно закивал, сочувствующе опустив пышные ресницы. Из его «рассказа» выходило, что пару часов назад на конюшню наведались двое столичных офицеров из Третьего отделения. Судя по следам от ожогов, те самые, что нарвались на меня, мокрого от святой воды. Старый казак даже не стал спрашивать, зачем пришли, а с ходу прострелил одному левое плечо, а второго погнал вдоль забора нагайкой. Но что-то Прохора отвлекло, и тот опустил оружие. В тот же миг что-то укусило его в шею — пчела ли, овод, маленькая стрела, иголка, только он упал как подкошенный. Из-за ворот показалась страшная женская шляпа с перьями и свечами, а рослые бесы, поскуливая, подчинились приказу, взвалив Прохора на плечи и унося в неизвестном направлении. Куда — не сказали. Никаких улик не оставили. Сельчане были так увлечены уборкой последствий взрыва сортирного домика, что вряд ли хоть что-то всерьёз заметили и могли подсказать. Я вновь оказался в тупике. Или на распутье? Или в тупике и на распутье одновременно, потому что всё равно непонятно, куда бежать, кого ловить и где все плохие прячутся…

Хотя стоп! Почему это не знаю? Вот как раз именно это мне преотличнейше известно. Кто меня люто ненавидит? Кто мог одновременно привлечь на свою сторону и нечисть, и учёную братию? Кто вечно прячется по тёмным углам, а нападает сзади? Кто до сих пор так и не показал своего прыщавого рыла, но чью хромую поступь я и за версту узнаю? Ох, сколько ж крови мне попила эта ведьма недобитая…

Ладно, пора закругляться с этим делом. Я быстро собрал необходимый арсенал оружия. Сабля дедовская — одна штука, заточка хорошая — полирнуть бы ещё вдоль клинка, да времени нет. Два пистолета, одноствольные, заряжены обычным свинцом, поскольку серебра на этих бесов не напасёшься, а жалованье нам государь не платит. Нагайку новую возьму, пластунскую. Её Прохор в прошлом месяце у кубанцев за шесть жменей табака выменял. Считай, украл, потому как пластунская нагайка со свинцом на хвосте и ножом в рукояти — по-любому меньше рубля не стоит! Соль в карман взял, святую воду… Обойдусь, чую, не так уж и надо. Коню бы подковы посеребрить, вот уж не помешало бы. Но ни денег на это дело, ни особого толку: серебряные подковки хороши, когда араб с нечистью бьётся, да как угадать, когда оно будет? А до этого часа он лёгкое серебро за день стопчет, так что и смысла тратиться нет.

— Ну что ж, хотелось бы, конечно, разрыв-травы, да где её взять… Хорошо, махнём как есть. Бог даст, и так всем вражьим мордам носы забекреним, а зубы они и сами в ладошку соберут. Я ж за своего денщика в скальную породу урою, по стенкам размажу, назову фреской и скажу, что так оно исторически и было!

Верный жеребец сдвинул брови, сурово фыркнул, пустил струйкой пар из ноздрей и пристукнул левым задним копытом по стенке стойла, демонстрируя горячий нрав и готовность поставить всех обидчиков «дяди Прохора» в позу клешнявого героя басен Лафонтена. Очень правильный настрой, я потрепал его по крутой шее и пообещал яблоко, как вернёмся. Редкая лошадь не продаст душу за арбузную корку, сухарик, кусок сахару или морковку. Вот дядин жеребец за спелое яблоко на край света пойдёт. Лошади вообще простые существа, почти как люди, только с четырьмя ногами. А характер, привычки, капризы и прочее — всё как у людей. Недаром для казака конь это младший брат, и отношение к нему соответственное — ласковое и без обид…

— Эй, характерник! — В воротах показались двое наших. — Тебя батька атаман кличет.

— Чего ему?

— А ты вопросов не задавай, сам догадайся.

— Чиновный жандарм из стольного Санкт-Петербурга в себя пришёл. Дядюшке одному с ним беседовать не с руки, вот он за мной и отправил, ему так веселее.

Казаки, переглянувшись, кивнули.

— Вот только некогда мне. Так Василь Дмитревичу и передайте.

— Но ить приказано же…

А поздно! Я прыгнул в седло, и белый араб, не дожидаясь шенкелей, перемахнул через присевших казаков, как курица через плетень, только не в пример элегантнее. Я не оборачивался и не вслушивался во всё, что они обо мне думают. Будь я на их месте, думал бы то же самое: самовлюблённый юнец, ни в одной битве не отметившийся, за дядиной спиной прячущийся, ничего толкового не делающий, а только на весь белый свет о своих подвигах хвастающий! Это не совсем так, хотя зерно истины есть…

Поэтому, игнорируя тяжеловесные матюки сзади, мы с арабом с наслаждением нырнули по маковку в омут новых приключений. Мы пронеслись по селу сине-белой молнией! Выехали за околицу, чудом никому ничего не сломав, не потоптав и не сбив по пути даже переходящего улицу цыплёнка. Арабский жеребец, когда он захочет, может хоть на свадебном столе станцевать, не разбив ни одного блюдечка, а моя вежливость и воспитанность давно