Читать книгу "От межколониальных конфликтов к битве империй. Англо-французское соперничество в Северной Америке в XVII - начале XVIII в. - Юрий Акимов"

Иными словами, с международно-правовой точки зрения, английские и французские колонии в Северной Америке находились в ситуации, которая характеризовалась известной неопределенностью, отсутствием взаимного признания границ и прав на территории, занимаемые той или иной державой или находящиеся в сфере ее экспансии. Сюда же следует добавить появившееся еще на заре европейского колониализма представление о заморских землях, как о сфере действия особых международно-правовых норм, отличных от принятых в Европе. Несмотря на то что в XVII в. постепенно происходил отказ от крайних форм Доктрины двух сфер, Вестфальские принципы также пока еще не распространялись за пределами Старого Света. Ни о каком равновесии и балансе сил на море и в колониях речь не шла.

* * *

Англо-французское соперничество в Северной Америке явилось важнейшим стимулом самостоятельной внешнеполитической деятельности английских, а в некоторой степени и французских колоний. В то же время их первые самостоятельные шаги на внешнеполитическом поприще происходили в отмеченных нами условиях известной неопределенности колониальной ситуации, отсутствия более или менее надежных и признанных (по сравнению с европейскими) международно-правовых норм и правил игры, оторванности от метрополий вкупе с явным дефицитом уверенности в том, что последние в случае возникновения конфликта сочтут необходимым и/или смогут оказать эффективную военную либо политическую поддержку отдаленным колониям. Свою роль здесь также играли и отмеченные нами общие особенности развития метрополий, их колониальной политики и их заморских владений.

В этой ситуации жители колоний стали искать и вырабатывать свои собственные подходы к внешнеполитическим проблемам, круг которых для них в то время, естественно, ограничивался отношениями с соседними поселениями, принадлежащими другим державам. С середины 1640-х годов сначала Массачусетс, а потом и другие английские колонии по собственной инициативе, без всяких санкций Лондона начали устанавливать контакты с представителями соседних французских владений, вмешиваться в их внутренние дела, а позднее — проводить самостоятельные военные операции и вести переговоры.

По вполне понятным причинам наиболее активную и независимую внешнеполитическую позицию могли занимать и занимали английские колонии. В рассматриваемый нами период их внешнеполитическое развитие прошло несколько этапов. Первоначально (до 1688-1689 гг.) колонии действовали, как правило, на свой страх и риск, не будучи уверены в поддержке своих акций со стороны Лондона. После Славной революции наступил короткий период эйфории, когда англо-американцам казалось, что изменение внутри- и внешнеполитической ориентации метрополии сразу же позволит решить проблемы, казавшиеся им наиболее важными. Однако уже со второй половине 1690-х годов в Бостоне и Нью-Йорке стали понимать, что Вильгельм III (позднее — его преемники) озабочены прежде всего европейскими коллизиями, да и на заморские сюжеты смотрят иначе, чем колонисты. В такой ситуации последним пришлось искать точки соприкосновения своих интересов с интересами метрополии, а также способы воздействия на процесс принятия политических и военных решений английским правительством.

У внешнеполитической деятельности английских колоний также сразу же проявились свои собственные отличительные черты.

Во-первых, как мы видели, их внешнеполитические акции практически всегда (особенно в Новой Англии и Нью-Йорке) получали религиозное обоснование. При этом жители Новой Франции воспринимались в английских колониях как «антихристиане», «паписты» и «идолопоклонники». Соответственно борьба против них провозглашалась богоугодным делом, а контакты с ними, хотя и допускались, обставлялись рядом условий и ограничений. Нам представляется, что английские колонисты взяли на вооружение те подходы к международным отношениям, которые в Европе тогда уже становились достоянием прошлого. После Тридцатилетней войны значение конфессионального фактора во внешней политике европейских государств неуклонно снижалось, уступая место концепциям и принципам, характерным для нового времени.

В то же время такой подход несомненно способствовал тому, что в формирующемся англо-американском колониальном обществе по отношению к французам достаточно быстро сформировался весьма устойчивый «образ врага», что также имело важное значение.

Со своей стороны французские колонии, пытаясь установить контакты с Новой Англией еще в середине XVII в., апеллировали к чувству общности всех христиан / европейцев / цивилизованных людей, перед лицом индейцев / язычников / варваров. Несмотря на обилие конфликтов и очень высокую степень вовлеченности в них населения Новой Франции, жители французских колоний в гораздо меньшей степени воспринимали своих английских соседей как врагов. Даже в многострадальной Акадии, которая в рассматриваемый нами период неоднократно подвергалась нападениям со стороны как Новой, так и «Старой» Англии, в ходу была весьма показательная формула по отношению к англо-американцам — «наши враги-друзья».[1370]

Во-вторых, находясь в ситуации, когда ответственность за любую внешнеполитическую акцию в Северной Америке в конечном счете несли метрополии, колонии (как английские, так и французские) на первое место ставили соображения прагматизма, часто стремились к поиску сиюминутных, тактических выгод и преимуществ, особо не задумываясь о последствиях и не строя далеко идущих планов (прекрасным примером здесь может служить позиция Нью-Йорка во время Войны за испанское наследство). Эта же ситуация порождала определенное чувство безнаказанности, что выражалось в стремлении к быстрым решительным, а порой и жестоким действиям с необратимыми последствиями.

В целом английские колонии с середины 40-х годов XVII в. вели достаточно активную внешнеполитическую деятельность в масштабах Североамериканского континента, самостоятельно устанавливая для себя (и соответственно для своих партнеров) принципы и правила игры. Отголоски подходов, выработанных в рассматриваемый нами период, явно прослеживаются в установках американской дипломатии последующих эпох.

Воздействие англо-французского соперничества на развитие американского и канадского общества носило двойственный характер.

Военные конфликты, самостоятельные внешнеполитические акции, само французское присутствие в Северной Америке, рассматривавшееся в качестве постоянной угрозы (независимо от того, насколько она была реальной), быстро сформировавшийся в отношении французов «образ врага» и т.п., безусловно способствовали внутренней консолидации англо-американского общества. Это выражалось в укреплении связей между отдельными колониями, в формировании специфической колониальной идентичности/самосознания как в целом, так и в отдельных колониях (в особенности в колониях с достаточно пестрым этническим составом, например, в Нью-Йорке). В то же время фактор внешней угрозы нередко использовался колониальной верхушкой для укрепления своих позиций, консервации отживших социальных норм и т. п.

Безусловно, по отношению к каждой отдельно взятой английской колонии в Северной Америке «французский» (или внешний) фактор действовал по-разному. Наиболее существенным его влияние (в различной форме) проявлялось по отношению к главным локальным игрокам: Массачусетсу, Нью-Йорку и в несколько меньшей степени Южной Каролине. Все эти колонии активно участвовали в борьбе с французами, все они поддерживали с ними контакты, все они в той или иной степени преследовали при этом свои собственные цели. Достаточно заметное воздействие англо-французское соперничество оказало на пограничные колонии: Нью-Гемпшир и Мэн, а также на английские поселения на Ньюфаундленде. Они были слишком слабы для того, чтобы проводить какие-либо собственные внешнеполитические акции, но в силу своего географического положения оказались в эпицентре борьбы двух держав, в результате имевшей для них в основном негативные последствия. В меньшей степени в конфликтах и контактах с французами участвовали другие колонии Новой Англии: Коннектикут, Нью-Хейвен, Род-Айленд, Новый Плимут. За единственным исключением их территории никогда не становились театром боевых действий; интерес к экспансии в направлении французских владений у них был невелик. Правда, в военное время они, как правило, оказывали поддержку (хотя порой и весьма ограниченную) своим более активным соседям. Остальные английские колонии в рассматриваемый нами период были практически не задействованы в англо-французских отношениях, хотя для некоторых представителей их верхушки были характерны экспансионистские настроения.