Читать книгу "Дитя Всех святых: Перстень с волком - Жан-Франсуа Намьяс"

Затем Адам отправил посланника в Дижон. Он сообщал герцогу о рождении ребенка и просил оказать ему честь вместе с герцогиней стать крестными родителями. Человек вернулся в тот же день с положительным ответом. Герцог и герцогиня обещали прибыть в Сомбреном зимой на День святого Мартина.

Одиннадцатого ноября Филипп Добрый и Мишель Французская действительно прибыли в Сомбреном. Адам и Лилит приняли всевозможные меры предосторожности, чтобы Еву никто не увидел. Полыхай запер ее в покинутом здании на отшибе и получил приказ оставаться там вплоть до отъезда гостей. Ему было поручено следить, чтобы пленница не попыталась позвать на помощь криками.

Филиппа Доброго сопровождали два его узаконенных бастарда, Корнель и Антуан, которым было соответственно четыре года и пять. Адам удивился: герцог так охотно выставляет напоказ свои внебрачные связи, нисколько не опасаясь оскорбить супругу!.. Но стоило увидеть эту самую супругу, чтобы понять все. Мишель Французская казалась боязливой, покорной и безропотной. Несмотря на свое благородное происхождение, в браке с Филиппом она не имела права голоса.

Церемония крещения была очень пышной и торжественной, но настоящее празднество началось позже. Чтобы заслужить милость своего сюзерена, Адам опустошил все сундуки Сомбренома, а Сомбреном был поместьем весьма богатым.

Пир был почти таким же роскошным, как и тот, что был задан при бургундском дворе на День святого Андрея — самый первый пир, на который был приглашен Адам Безотцовщина. Самые изысканные и дорогие блюда сменяли друг друга, из заветного погреба достали редчайшие вина.

Сидя рядом с герцогом, Адам с удовлетворением наблюдал довольное выражение его лица. Однако к концу пиршества Филипп Добрый позволил себе немного критики:

— Примите мои поздравления, дорогой сир де Сомбреном. Но я вижу здесь лишь гастрономические радости. Неужели вы забыли о простых сельских удовольствиях?

Хотя Адам был прекрасно осведомлен о распутстве Филиппа Доброго, он не осмеливался ничего предложить ему — из-за присутствия супруги. Но когда он увидел, что бледная герцогиня лишь вздохнула, делая вид, будто ничего не расслышала, он понял, что церемониться не стоит.

— Разумеется, я подумал об этом, монсеньор. Велите позвать?

— Настоятельно прошу вас… Уверен, вы припасли для меня нечто необыкновенное!

Адам задумался. «Нечто необыкновенное»… Если бы ему удалось поразить своего гостя, ослепить его, он бы столько всего добился… И внезапно Адам нашел решение. Он хлопнул в ладоши:

— Приведите Олимпу!

Через несколько минут великанша была на месте. Она робко остановилась прямо перед герцогом. Филипп Добрый поднялся. Его лицо оказалось как раз на уровне великанского бюста.

Груди Олимпы всегда были необъятными, но теперь, когда она стала кормящей матерью, их размеры превосходили любое воображение.

Филипп пробормотал:

— Невероятно! Потрясающе!

Затем он дружески хлопнул Адама по спине.

— Этого я никогда не забуду, сир де Сомбреном!

И с громким смехом удалился в сопровождении Олимпы в комнату, которая была приготовлена специально для них.

На следующий день герцог и герцогиня Бургундские вернулись в Дижон; Филипп Добрый осыпал Олимпу и Мышонка золотом и заверил Адама, что тот всегда может рассчитывать на него.

Как только герцог отбыл, Полыхай вернулся со своей пленницей. Адам и Лилит схватили ее и привели в свою спальню. Адам открыл люк, Лилит втолкнула туда Еву, и началось то, что они цинично называли «святой агонией» своей жертвы.

Еве давали пить, но лишили ее еды: ей предстояло умереть от голода. Днем яма была закрыта тяжелой плитой, чтобы оттуда не доносились крики; вечером камень поднимали, чтобы проветрить тюрьму, и парочка мучителей могла вдоволь насладиться жалобами пленницы.

Ева де ля Сент-Агони прилагала все усилия, чтобы сохранить достоинство. Превозмогая слабость, она беспрерывно молилась. Тем не менее, она не могла сдержать мучительных стонов, когда Лилит подносила к яме ее сына, чтобы мать услышала детский плач; мучительница проделывала это довольно часто, испытывая дикую, первобытную радость. В эти минуты крик пленницы, доносившийся из ямы, звучал поистине страшно.

Будучи свидетелем этих пыток, физических и душевных, Адам не испытывал такой радости, как его подруга. Он нисколько не сочувствовал Еве, которая давно была ему противна с ее жертвенным видом, но он думал о ребенке. Кто знает, действительно ли такая крошка совсем не понимает происходящего? А вдруг в каком-нибудь из тайных закоулков своей младенческой души ребенок сохранит воспоминания о муках, которым подвергалась его родная мать? Предположение было, конечно, абсурдным, но Адам все равно не мог не думать об этом…

Накануне Рождества 1420 года стало очевидно, что Ева находится при последнем издыхании. Лилит, несмотря на пост, который она вместе с Адамом строго соблюдала в тот день, была в прекрасном настроении и почти всю ночь издевалась над пленницей, показывая ей Филиппа через дыру в полу. Демоница громко хохотала при виде отчаяния матери. Лилит не замечала, что Адам отворачивается, чтобы только не видеть этого зрелища…

Ева умерла в первый день нового, 1421 года, после двух месяцев «святой агонии». Последними ее словами была мольба: она просила у Господа быстрой смерти для своего сына, ибо лучше умереть, чем быть воспитанным такими чудовищами.

Они навсегда закрыли плиту подземной тюрьмы, замуровав умершую. И началась их счастливая жизнь с тем, кого все окружающие считали их ребенком.

Однако кое-что все же изменилось. Они не говорили об этом друг с другом, скрывая свои истинные мысли.

Смерть Евы была совершенно безразлична Адаму. Но вот другая мысль оказалась для него невыносимой: глупую монашку мучили как раз в том самом месте, где жила и скончалась Золотая Госпожа. Он боялся, что призрак куколки оскорблен этим и будет упрекать его до конца жизни.

И даже находиться в самой этой комнате, где он познал столько счастья, стало для него нестерпимо. Они спали над могилой, они занимались любовью над могилой. То, что испытывал Адам, отнюдь не было угрызениями совести, это было отвращение. Труп жертвы отравлял Адаму все удовольствие от любви… Много раз ему снилось, что Ева выходит из своей тюрьмы-могилы, отвратительная, разложившаяся, и требует, чтобы он соединился с нею брачными узами. Адам просыпался в холодном поту. А Лилит ничего не замечала: она спала спокойно.

Демоница, напротив, расцветала день ото дня. Она осознавала, что превратилась в истинную Царицу Ночи, одним из определений которой было «Сумрачная мать».

О, Лилит и была сумрачной матерью — в самом зловещем смысле этого понятия. Она преступно завладела ребенком. Это существо, которому она готова была подарить всю свою любовь, так никогда и не узнает, что в действительности явилось причиной смерти своей истинной матери… Лилит будет любить Филиппа; она будет любить его в десятки раз сильнее, чем если бы он был ее собственным ребенком. Любовь заменит родственные узы, которых не существовало.