Читать книгу "Исток - Владимир Михайлович Соловьев"

Колумб. Ну что ж – вместо петли скажите «рондо». Это означает не что иное, как круг. А круг…

Чернобородый. Это и есть петля, правильно. Рондо? Ха! Похоже, это сгодится. Теперь я буду надевать им на шею рондо! Давай дальше, сеньор поэт!

Колумб не отвечает. Отвернувшись, он снова устраивается на соломе, что-то бормоча под нос.

Клянусь мощами святого Евстахия, он не хочет с нами разговаривать. Человек, провалиться бы ему, не всегда способен порадоваться удаче другого. Эй, дон Кристобаль! Сеньор адмирал, черт побери! Свистать всех наверх!

Слышно, как отворяется дверь; появляется монах.

Монах. Вот уж не совсем подходящее место для того, чтобы поминать нечистого.

Чернобородый. Ваше преподобие! Вот неожиданная встреча! Давненько я вас не видал. Вы словно заперлись в своем монастыре, вот как наш друг адмирал – в этом замке.

Монах. С той разницей, что я заперся сам и не бездельничаю, как он.

Чернобородый. Ну ясно, кто же и трудится, если не монахи.

Монах. В ваших словах можно при желании уловить неуважение к церкви. Но я и впрямь серьезно работаю.

Графиня. Надеюсь, преподобный отец, вы не пишете воспоминаний о нашем путешествии?

Монах. Нет, дочь моя. Они уже написаны сеньором Кристобалем, и, бог свидетель, никто не мог бы написать лучше. Правда, он не изложил там всего…

Графиня. Все было бы излишним.

Монах. Я не имел в виду ваших, скажем, ошибок молодости.

Графиня. Остальное меня не интересует.

Монах. Обычная женская недальновидность. Итак, вы слушаете меня, дон Кристобаль?

Колумб. Что бы вы ни говорили, я не стану выдумывать кровопролития. Мне претит даже мысль об этом.

Монах. Боже упаси. Напротив, спаситель учит нас быть кроткими, как голуби. Не хотите описывать драку – не описывайте, господь вам судья.

Колумб. Чего же вы от меня хотите?

Монах. Помнится, когда мы с вами были на новых землях…

Чернобородый. Мы с вами были! Вот именно! Ха!

Графиня. Помолчи, милый.

Колумб. Что вам нужно?

Монах. Всего лишь, чтобы вы припомнили, сколько огнедышащих гор мы там видели.

Колумб. Огнедышащих гор?

Монах. Вот именно. И чтобы вы вспомнили, что видели их много.

Чернобородый. Не пойму, зачем ему понадобились горы.

Графиня. Помолчи, прошу тебя. Его преподобие лучше знает.

Погонщик. Ну да – без выгоды монах и рта не раскроет.

Колумб. Я не помню огнедышащих гор.

Монах. А между тем их там было сотни три.

Чернобородый. Уж это вы хватили, святой отец. Три сотни! Не много ли?

Погонщик. Сбавьте половину, может, его милость и согласится.

Монах. Сеньор капитан, разве вы не помните этих гор?

Чернобородый. Знай я, к чему они, может, и вспомнил бы.

Монах. Ваше легкомыслие поражает меня, сын мой. Подумайте: на поиски земель послана вторая экспедиция. Найдет ли она их?

Чернобородый. Черта с два! Их и нет вовсе!

Монах. Я тоже так полагаю. Но если земель не окажется, то не возвратятся ли наши, сеньор капитан, судьи к мысли о том, что мы, вместо того чтобы совершать открытия, просто-напросто грабили корабли вблизи Азорских островов?

Чернобородый. Клянусь веревкой, верно.

Монах. От нашего открытия тогда останется немного, а?

Чернобородый. Да и от нас с вами. (Дергает шеей.) Как душно стало. Не хватает воздуха.

Монах. Если же окажется, что в земле сей было множество огнедышащих гор и земля то и дело тряслась…

Чернобородый. Она и сейчас трясется, ей-богу.

Графиня. Будьте же мужчиной, Педро! Слушайте!

Монах. Говорю вам: тогда мы сможем заявить, что земля, открытая нами, волею божией потонула в море, расколовшись предварительно на множество кусков, подобно тому как это произошло некогда с Атлантидой, о чем свидетельствуют достойные доверия источники.

Чернобородый. Ну и голова у вас, отец мой! Остра, как топор.

Монах. Вот почему необходимо, чтобы вы, дон Кристобаль, подробно и со всей присущей вам выразительностью написали об этом в ваших дневниках. А если вы что-то забыли, мы напомним.

Чернобородый. Готов поклясться, что я и сейчас вижу множество гор, и из каждой вырывается огонь, словно в них жгут сразу по дюжине еретиков, а то и по две.

Монах. Радостная картина. Слышите, дон Кристобаль?

Колумб. Не позорно ли – так дрожать за свою шкуру? Сколько я вас знаю, вы только и делаете, что спасаете ее. Нет, я ничего не стану писать.

Монах. Почему же?

Колумб. Не люблю переделывать написанное: получается плохо.

Монах. Вот если не переделаете, будет и в самом деле плохо.

Графиня. Кристобаль, подумайте же обо мне!

Колумб. Много дней я только о вас и думал. Больше не могу.

Монах. Итак, вы отказываетесь?

Колумб. Если я и напишу, то лишь одно: что мы с вами не были нигде дальше тех самых Азорских островов, о которых вы только что вспоминали. Что мы разбойники и все заслуживаем петли.

Чернобородый. Рондо, Кристобаль, рондо!

Монах. Нет, в таком случае петлей вы не отделаетесь. Имейте в виду, что святая наша церковь уже признала эти земли существующими, поскольку в их открытии принимал участие и ее смиренный служитель. Конечно, не будь там меня, церковь, возможно, объявила бы все разговоры об этих землях ересью: Рим неохотно принимает новости. Но уж приняв, не отступает. И если вы станете опровергать признанные церковью факты, сразу же окажетесь еретиком.

Чернобородый. И уж тогда вспомните, как горели горы!

Колумб. Пусть. Но и вам не миновать веревки.

Графиня. Кристобаль, сжальтесь! Я не хочу!

Погонщик. Да не бойтесь, вас вздернет ваш супруг, а у него это ловко получается, сами говорили, и шея ваша ему знакома.

Чернобородый. Молчи, осел! Этим мне не откупиться.

Монах. В последний раз: вы отказываетесь, дон Кристобаль?

Колумб. Наотрез.