Читать книгу "На нарах с Дядей Сэмом - Лев Трахтенберг"

Обратимся к первоисточнику, как и учили в школе: «Городские власти не оставляли Исай Фомича Бумштейна своим знакомством и покровительством. По субботам он ходил под конвоем в свою городскую молельню (что дозволялось нашими законами) и жил совершенно припеваючи. Кажется, он ничуть не сожалел, что попал в каторгу. С нетерпением, впрочем, ожидая выжить свой двенадцатилетний срок, чтобы «зениться».

Как и «жидка» из романа Федора Михайловича, так и нас, бедовую «джуиш комьюнити»[598] Форта-Фикс не забывали добрые люди. В первую очередь – сказочные гномы, бородатые хасиды-хабадники.

Тени забытых предков.

Заключенных иудеев в тюрьмах США опекали две общенациональные религиозно-правозащитные организации из Нью-Йорка. «Reaching out» во главе с ребе Голдштейном, и «Aleph Institute» под предводительством раввина Кацнельсона.

Как и положено нормальным еврейским благотворительным заведениям, обе конторы дружно друг друга не любили, ревновали к предмету опеки, а также постоянно выясняли отношения.

Кто из них лучше?

Какой из атаманов самый главный?

Чьи матери терезы самые терезистые?

Я лично уважал и тех и других, беззастенчиво пользуясь услугами обеих. Как и положено настоящему еврею – состоял в тайной сепаратисткой переписке и являлся беспринципным слугой двух господ.

В условиях конкуренции выигрывал потребитель, включая и специфическую духовную сферу. Истина, нашедшая свое подтверждение даже в суровых условиях капиталистического узилища.

«Reaching Out» – понятие, плохо переводимое на русский язык герундием от глагола «дотягиваться», выпускал ежемесячный десятистраничный боевой листок с одноименным названием. Малотиражку получали все заинтересованные лица, а также чиновники Министерства юстиции и все осужденные жидовцы США.

Через полгода с начала отсидки русскоязычный этнограф-беллетрист подвизался в роли англоязычного собкора из Форта-Фикс. Мои корреспонденции публиковались под нехитрым псевдонимом «L.T.». Попробуй – догадайся, кто это. Невыполнимая задачка для специалистов сыска.

Благодетели из «Ричинг-аут» меня уважали и любили. Иногда даже опускали забрала и вставали на мою защиту, когда з/к № 24972-050 в очередной раз отправили на перевоспитание в «дырку». За ненавистное администрацией литературное творчество и публикацию тюремных фотографий в прессе и в Интернете.

В таких случаях в первый же день «административной изоляции» я отсылал срочную депешу в бруклинский район Краун-Хайтс, где располагалась штаб-квартира могущественных хасидов. Этот адрес мне пришлось выучить наизусть: 383 Kingston Ave., Brooklyn, NY 11234.

Раввин Голдштейн, которого я почему-то представлял в виде самого Любавического ребе, немедленно бросался в бой на защиту «свободы слова» и «прав человека». Нажимал на какие-то кнопки и рычажки в Вашингтоне. Требовал, возмущался, угрожал. В результате в мой скорбный карцерный дортуар доставляли Пятикнижие Моисеево, мацу и виноградный сок вместо вина для встречи субботы. Еще через пару-тройку недель «диссидента» выпускали без штрафных санкций, но и без объяснений.

«Расследование», заменявшее наказание, являлось обычной практикой местных графов банкендорфов. Придраться не к чему…

Конкуренты ребе Гольдштейна, еврейский институт «Алеф» был побогаче и брал другим. Подарками к праздникам. Для зэков и их «мишпухи»[599] на свободе.

Дароподношения делились на пищу телесную и пищу духовную. По моим наблюдениям, фортфиксовцы однозначно предпочитали первое – какие-никакие еврейские «деликатесcен». Например, треугольные пирожки «хументашн» на Пурим, фаршированную рыбу на Песах или золотые шоколадные медальки на Хануку («ханука гелт»).

Пища духовная выражалась в лице экзотических эмиссаров от ХАБАДа – молодых, но уже бородатых студентов еврейской духовной академии из Нью-Йорка, будущих служителей культа из университета «Ешива Юниверсити».

На самом деле религиозные волонтеры «с воли» имелись не только у нас, но и у братьев-христиан. Если не считать негритянского женского хора на прошлое Рождество, протестантские добровольцы выглядели расплывшимися бесполыми тушками с гитарами в руках. Улыбающимися тетьками в тянучках и кроссовках или дядьками в аккуратненьких брючках с заправленными в них отглаженными до хруста рубашечками. Приветствовавшими всех наших местных байстрюков всепрощающим «God Bless You».

Я никогда не знал, что в таких случаях надо отвечать. Поэтому на минуту застывал, загадочно улыбался, складывал руки в районе «маячка привлекательности» и умиленно благодарил: «Thank you».

Наши еврейцы-добровольцы выглядели на порядок живописнее. Я бы сказал – эпатажнее, эксцентричнее и экстравагантнее. Особенно с учетом специфики заведения, которое они окучивали своей любовью. Черные шляпы, черные костюмы, черные лапсердаки до пят. Плюс бороды, пейсы, носы с большой буквы, шаркающая мелкая походка и обязательные очки. Всеобщее внимание было обеспечено на все сто двадцать процентов.

Иногда еврейская волонтерская тройка выглядела совершенно запредельно. На весенний праздник Пурим, предписывающий иудеям бухать и веселиться, наши добрые наставники приходили разнаряженными. Как и положено ортодоксальным и не очень ортодоксальным евреям. Так они и шли свои двести десять шагов от центральной проходной до «религиозного отдела» в сопровождении капеллана и охраны.

Эмиссары были одеты в костюмы ярмарочных скоморохов – разноцветные рубахи в крупный белый горох, огромных размеров красные галстуки-бабочки, с клоунскими носами на резинке. На головах будущих раввинов красовались невероятных фасонов шляпы с бубенчиками и какими-то детскими прибамбасами-погремушками.

Хасиды стремились нам понравиться. И надо отдать им должное, они-таки, да, производили на нас впечатление. На меня так уж точно.

Каюсь, но во время особо заунывных служб, я исподтишка рассматривал молодых раввинов с близкого расстояния. Пытался разобраться, как они «дошли до жизни такой». Кто у них родители, где живут, с кем дружат, как отдыхают и даже (ужас, ужас, ужас) занимаются ли они сексом?

Дальше и того хуже.

Мое больное воображение мысленно переодевало (еще раз – ужас, ужас, ужас) богобоязненных ешиботников[600] в цивильные и модные одежды от Версаче, Гуччи и прочее. Заодно с их молодых лиц сбривались вторичные половые признаки и безжалостной рукой отрезались закрученные вокруг ушей или свисающие колечками пейсы.

Менялась и среда обитания. Вместо божьего храма – бесшабашная дискотека со слегка поддатыми русскими девчонками – студентками из России, приехавшими в Штаты по программе «work and travel»[601].