Читать книгу "Прекрасная Габриэль - Огюст Маке"

— Король слишком ветрен, сын мой, и на его слово положиться нельзя.

— Не таков был король Карл, ваш знаменитый отец.

— Мне кажется, — перебил граф д’Антраг, — что хорошее и верное содержание… тридцать или сорок тысяч экю, например, придадут прочность слову короля.

— Мне было обеспечено пятьдесят тысяч в такое время, когда деньги были реже, чем теперь, — сказала Мария Туше.

— Что такое деньги? — прошептала Анриэтта с презрением. — Средство отказаться без упреков совести от данного слова.

— Денег не нужно! — вскричала Мария Туше.

— А что же вам нужно? — воскликнул граф Овернский. — Вы хотите, чтобы король женился на ней?

— А почему же и нет? — сказала Анриэтта.

— Так сначала уничтожьте его брак с королевой Маргаритой. Ведь король женат, моя милая.

— Брак этот будет уничтожен.

— Для этого надо время, а разве вы можете придать королю терпения? Вы опротивите ему и этим воспользуются люди, не такие взыскательные, как вы.

— Граф говорит правду, — прошептал д’Антраг. — Я повторяю, что восемьдесят тысяч экю…

— Положите сто и кончите чем-нибудь, — сказал молодой человек.

Анриэтта с гневом пожала плечами.

— Это настоящий аукцион, сказала она.

— Вы очень глупы, — возразил ее отец, — или вы предпочитаете не получить ничего, как Дайелль, Флеретта, Коризанда и столько других?

— Я предпочитаю корону.

— Э! если вам нужна погремушка, — сказал граф Овернский, — купите золотой обруч, надевайте его на лоб и любуйтесь перед зеркалом. Вы похожи на девочек, которые хотят носить сережки и не хотят, чтобы им прокалывали уши. Пока вы жеманитесь, прихоть короля перейдет к другой.

— Прихоть?.. — сказала Анриэтта, обидевшись.

— Граф прав, — возразил отец. — Сто тысяч экю заставляют человека размышлять и стоят маркизств и герцогств, которые расточаются так щедро.

— Мне пришла в голову мысль, которая согласует все, — сказала Мария Туше с величием характера, — по милости моего способа король покажет, из прихоти или из любви ищет он мадемуазель д’Антраг. Король обяжет себя на будущее время, не компрометируя настоящего; король обеспечит честь этого дома, не лишившись права своей любви.

— Черт побери! Ваше средство — всеобщая панацея, — сказал граф Овернский, — благоволите сообщить.

— Это обещание короля жениться на мадемуазель Анриэтте де Бальзак д’Антраг.

— Я согласна! — сказала Анриэтта.

— Таким образом, — перебила Мария Туше, наслаждавшаяся своим торжеством, — король может не жениться после смерти королевы Маргариты; тогда он не женится ни на ком, и Анриэтта не будет бояться соперницы.

— В самом деле, — сказал д’Антраг, — обещание было бы действительным.

— Если король подпишет, — заметил граф Овернский, — но подпишет ли он? Это напоминает мне человека, который проехал бы реку сухим, если его лошадь выпьет всю воду, но выпьет ли она?

— Если король не подпишет, это значит, что на его нежность полагаться нельзя, и я откажусь, — сказала Анриэтта.

— Вы сделаете хорошо, дочь моя; честь прежде всего; но это не мешает обеспечить вам сто тысяч экю, — заметил отец.

— Напротив, — сказал граф Овернский.

— Действуя таким образом, — докончила Мария Туше, — мы навсегда освободимся от неизвестности. Да или нет заставят заключить или уничтожить дело навсегда.

— Вы очень надменно поступаете с королем.

— Кто нам мешает теперь? — возразила Мария Туше, с гордостью вспоминая прошедшую опасность и смерть ла Раме, которая навсегда освободила Анриэтту. — Ничто не препятствует нам теперь, и чем более будут требовать от короля, тем лучшее мнение получит он о сокровище, которое отыскивает.

— О настоящем сокровище, — сказал граф Овернский с улыбкой и поклоном, дерзко оскорбительными для его сестры.

— Бездонное сокровище! — прибавил достойный отец, целуя девственный лоб, на котором столько раз появлялась постыдная краска. Тут лакей доложил, что синьора Галигай ждет дам в их кабинете.

— Ворожея! — вскричал граф Овернский. — Я бегу!

— Нет, останьтесь, — сказал Антраг, — придумаем вместе дарственную запись и обещание женитьбы.

— Я сама хочу это просмотреть, — поспешила прибавить Мария Туше, садясь возле сына и мужа.

«Пойду скорее к Элеоноре, — подумала Анриэтта дрожа, — ее визит сегодня тревожит меня».

Она прошла в кабинет, где Элеонора, опираясь локтем о стол и опустив лоб на руку, следовала пальцем на скатерти за причудливыми арабесками вышивки. Она была озабочена.

— Что такое случилось? — спросила Анриэтта, умевшая угадывать настроения своей поверенной.

— Важное дело, — сказала итальянка, — Понти вчера дрался.

— Какое нам дело и откуда ты знаешь этого человека?

— Я его знаю, для наших общих выгод. Хотите знать, за что он дрался?

— Ты меня пугаешь своими ораторскими предосторожностями. Не о мне ли дело шло в ссоре?

— Судите сами. Понти был в трактире, где обедают дежурные гвардейцы; говорили о любви короля и о том, кто сменит маркизу де Монсо, ныне герцогиню де Бофор?..

— Ну?

— Многие назвали вас; это право, принадлежащее вашей красоте.

— Когда ты делаешь мне комплименты, Элеонора, я дрожу. Далее! далее!

— Господа, — сказал Понти, у которого голова закружилась от вина, — особа, которую вы называете, никогда не будет ничем для короля.

Его спросили почему.

— Да, почему? — спросила Анриэтта, все более тревожась.

— Потому что я не хочу.

Обе женщины переглянулись. Элеонора продолжала свой рассказ.

— Как! — сказал Понти один гвардеец. — Мадемуазель д’Антраг, прекрасная, благородная, безукоризненная, не заслуживает любви короля?

— Безукоризненная! — вскричал Понти с горьким смехом. — Ах, черт побери!.. Если королю нужна ее добродетель, я могу сообщить ему об этом кое-что.

— Негодяй! — прошептала Анриэтта. — Что же отвечали ему?

— Обнажили шпаги, когда явился Крильон.

— Я полагаю, он наказал дерзкого?

— Вот что он сказал гвардейцам: «Вы все дураки, и все просидите под арестом».

— Это оскорбление, — сказала Анриэтта, помертвев.

— Более опасное, чем вы думаете, — возразила Элеонора, — потому что эти слухи могут дойти до короля. Вы должны принести энергическую жалобу.

Она замолчала, увидев, что Анриэтта, сжав губы, потупила голову и глубоко размышляла под двойной тяжестью стыда и страха. Элеонора поняла, что мадемуазель д’Антраг не станет унижаться до такой степени без причин.