Читать книгу "Голос ночной птицы - Роберт МакКаммон"

— Это индейские знаки, — сказала Рэйчел, отвечая сама себе, а Мэтью провел пальцами по расположенному на высоте человеческого роста рисунку, который означал либо огромного роста человека, либо медведя. — Наверное, мы на их территории.

— Да, наверное.

Впереди, в темнеющем лесу, за линией украшенных деревьев виднелись еще изрезанные стволы, а за ними дальше шли дубы без резьбы. Мэтью снова сверился с картой и компасом.

— Наверное, надо сменить направление, — предложила Рэйчел.

— Не думаю, чтобы этого было достаточно. Согласно компасу, мы двигаемся туда, куда нужно. И еще я думаю, что трудно будет отличить индейскую территорию от неиндейской. — Он тревожно огляделся. Ветер шевелил листву над головой, вызывая игру света и теней. — Чем скорее мы это место минуем, тем лучше, — сказал Мэтью и зашагал дальше.

Через час трудного пути, встретив еще тридцать пасущихся оленей, они вышли из зеленого леса на широкую поляну и были встречены потрясающим зрелищем. Невдалеке паслось в траве стадо диких индеек размером с овцу каждая, и вторжение людей бросило их в неуклюжий полет. Ветер от их крыльев пригнул на поляне траву, а шум был как от налетающего урагана.

— Ой! — вскрикнула Рэйчел. — Посмотри туда!

Она показала пальцем, и Мэтью, проследив за ее рукой, увидел небольшое озерцо, где отражалось синее небо и золотое солнце.

— Я хочу здесь отдохнуть, — сказала Рэйчел, глядя измученным взглядом. — Хочу искупаться и смыть с себя тюремный запах.

— Надо идти дальше.

— А не можем ли мы встать здесь лагерем на ночь?

— Могли бы, — сказал Мэтью, оценивая высоту солнца, — но впереди еще масса светлого времени. Я не собирался вставать лагерем до темноты.

— Прости, но мне необходимо отдохнуть, — настаивала она. — Я едва ноги чувствую. И помыться мне тоже необходимо.

Мэтью почесал затылок. Он тоже был вымотан до последней степени.

— Ладно. Можем, я думаю, часок здесь отдохнуть. — Он скинул с плеча лямку мешка и, достав кусок мыла, протянул его изумленной Рэйчел. — Пусть никто не скажет, что я не принес в глушь цивилизацию.

Их отношения казались ближе, чем в браке, и Мэтью счел бы полной чушью уходить в лес и дать Рэйчел уединение. Да и она этого не ожидала. Мэтью лег на спину и стал смотреть на небо, а она сняла башмаки и вылинявшее свадебное платье. Потом, обнаженная, вошла в воду по колено. Стоя спиной к берегу, она намылила интимные места, потом живот и груди. Мэтью случайно глянул… потом второй раз… и третий, уже не случайно… на смуглое тело, отощавшее на тюремной похлебке. У нее все ребра можно было пересчитать. И хотя тело ее было неоспоримо женственным, была в нем жесткая целеустремленность, отчетливая воля к жизни. Она вошла в воду глубже, на тугой коже выступили пупырышки, хотя солнце и пригревало. Рэйчел наклонилась и намочила волосы, потом стала их мылить, втирая пену.

Мэтью сел и подтянул колени к груди. Исцарапанное терновником лицо залилось краской: ему представились его собственные руки, блуждающие по изгибам и впадинам ее тела, как исследователи неведомой территории. Какое-то крылатое насекомое зажужжало у него в голове, и это помогло изменить направление мыслей.

Вымыв волосы и ощущая собственную чистоту, Рэйчел вновь заметила Мэтью. И вновь вернулось чувство приличия, будто тюремная грязь защищала ее от взглядов, а сейчас она действительно голая. Присев и погрузившись по шею в воду, она приблизилась к берегу.

Мэтью жевал половину ломтя солонины из пакета с едой, а другую половину отложил для Рэйчел. Увидев, что она собирается выйти из воды, он повернулся спиной. Она вышла из озера нее стекала вода — и встала обсушиться, повернувшись лицом к солнцу.

— Боюсь, тебе придется что-нибудь придумать, когда окажешься в испанском городе или форте, — сказал Мэтью, болезненно чувствуя, насколько она близко. — Сомневаюсь, чтобы даже испанцы пожелали дать убежище осужденной ведьме. — Он доел мясо и облизал пальцы, глядя на тень Рэйчел на земле. — Тебе придется назвать себя сбежавшей служанкой или просто женой, которой надоели британские правила. Как только они узнают о твоей родине, все должно быть в порядке.

Опять зажужжало рядом насекомое — нет, два насекомых, и он отмахнулся рукой.

— Постой, — сказала она, поднимая с земли свадебное платье. — Ты говоришь только обо мне. А как же ты?

— Я помогаю тебе добраться до Флориды… но не собираюсь там оставаться.

Рэйчел стала надевать платье, постигая эту мысль.

Он видел, как ее тень оделась, и потому снова повернулся к ней. От ее красоты — густых мокрых черных волос, красивого и гордого лица и пристальных янтарных глаз — у него сильнее забилось сердце. Зов ночной птицы оказался днем еще неодолимее.

— Я англичанин, — сказал он. — Связанный условностями и законами английской жизни, нравятся мне они или нет. В чужой стране мне не выжить. — Мэтью сумел выдавить полуискреннюю короткую улыбку. — Я буду слишком тосковать по ростбифу с вареной картошкой. К тому же… испанский — не мой язык.

— Не понимаю я тебя, — ответила она. — Что ты за человек — сделать то, что ты сделал, и не ждать ничего взамен?

— Ну нет, ты ошибаешься, я кое-чего ожидаю. Я ожидаю, что смогу теперь жить в мире с самим собой. Ожидаю, что ты вернешься в Португалию или Испанию и заново построишь свою жизнь. Ожидаю снова увидеть магистрата Вудворда и представить ему свое дело.

— Боюсь, что ты окажешься за решеткой покрепче той, за которой сидела я.

— Есть такая возможность, — признал он. — Очень правдоподобная. Но долго я там не пробуду. А вот, хочешь? — Он протянул ей порцию солонины.

Она приняла.

— Какими словами мне тебе объяснить, Мэтью, как много это для меня значит?

— Что? Половина ломтика солонины? Если он для тебя столько значит, возьми целый.

— Ты меня понял, — не поддалась она. — Я о том, что ты сделал. Об этом неимоверном риске. — Лицо ее было сурово и решительно, но на нем блестели слезы. — Боже мой, Мэтью! Я была готова к смерти. Я пала духом. Как я смогу вернуть тебе такой долг?

— Это я у тебя в долгу. В Фаунт-Роял я пришел мальчишкой. А ушел взрослым мужчиной. Ты бы села да отдохнула.

Она села, прижалась к нему, будто их стискивала толпа в тысячи человек, а не сидели они одни посреди этой страны, созданной Богом и тронутой Дьяволом. Он попытался отодвинуться, смущенный собственной реакцией на такую ее близость, но она мягко взяла его за подбородок левой рукой.

— Послушай, — сказала Рэйчел почти шепотом. Глаза ее смотрели в его глаза, лица их разделяли лишь несколько дюймов ненужного воздуха. — Я очень любила мужа. Я ему отдала сердце и душу. И все же, я думаю… я могла бы любить тебя так же… если бы ты позволил.

Дюймы воздуха сжались. Мэтью не знал, кто первый к кому наклонился, да и важно ли это было? Кто-то наклонился, кто-то подался навстречу, и это была и геометрия, и поэзия поцелуя.