Читать книгу "Коллекционер жизней. Джорджо Вазари и изобретение искусства - Ной Чарни"

Сильно сказано! Обвинение кого-либо в наглой лжи было ритуальной фразой, за которой следовал вызов. Во втором письме, в этот раз уже не кому-нибудь, а Козимо Медичи, заказчик работ Бандинелли Турини пишет о нем, что этот скульптор «настолько груб и жаден, что (он) больше думает о четырех монетах, которые получит с одной работы, чем о сотне герцогов»[76].

Вазари и большинство других художников при флорентийском дворе считали Бандинелли бессовестным льстецом, а его прибыльные заказы и почести — наградой за подобострастность, а не за его талант. (И это нечестное обвинение, потому что Бандинелли, как уже говорилось ранее, был превосходным рисовальщиком. Даже Вазари пришлось это признать[77]. Как писал Леонард Баркан, его статуи никогда не достигали того изящества и совершенства, которым отличались его эскизы[78].)

Кроме того, Бандинелли был по-настоящему верным человеком. Он поддерживал Медичи во время их изгнания из Флоренции, довольно сильно рискуя. Поэтому неудивительно, что они наградили его за верность, вернувшись к власти. Но неудивительно и то, что он настроил против себя всё осиное гнездо, которым был круг художников при дворе Медичи, начиная от Микеланджело и Челлини и заканчивая Вазари. Есть известные слова Челлини о «Геркулесе и Какусе» Бандинелли, которые стояли перед палаццо Веккьо, как раз напротив «Давида» Микеланджело (в 1873 году статую убрали, а сейчас там стоит копия): «Если Геркулеса побрить, то в его голове не останется места для мозгов»[79]. О лице героя Челлини высказался так: «Непонятно, кому принадлежит это лицо: мужчине или помеси льва и быка». А о рельефной мускулатуре на груди — так: «Она скопирована не с человека, а с мешка арбузов, прислоненного к стене». Затем дерзкий Челлини отчитал Бандинелли за то, что тот «нетерпеливо» перебил его, прежде чем он успел высмеять вторую скульптуру, Какуса.

Злобное описание Бандинелли у Вазари испортило репутацию бедного скульптора. Настолько разрушительной оказалась та кампания, которую развернул против своего почившего учителя бывший ученик, что даже через столетия историки искусства обходили Бандинелли стороной. Так, в важном учебнике Фредерика Харта 1976 года «Искусство: история живописи, скульптуры и архитектуры» (Art: A History of Painting, Sculpture, and Architecture; связь с Вазари заявлена уже в названии) Бандинелли вообще не присутствует в истории итальянского Возрождения. Но ведь он был главным скульптором во Флоренции при Медичи, автором многих знаменитых произведений, начиная от «Геркулеса и Какуса» напротив флорентийской ратуши, «Адама и Евы» из коллекции Медичи (сейчас скульптура находится в музее Барджелло) и заканчивая его собственным надгробием в церкви Сантиссима-Аннунциата.

Эндрю Лэдис показывает, как Вазари выстраивает дело против Бандинелли: «„Жизнеописание“ Бандинелли наполнено множеством достоверных фактов, потому что Вазари знал его лично. Но в то же время он умело опутывает историческую личность безжалостной обличительной риторикой, превращая Бандинелли в поразительный литературный конструкт, в негодяя, сравнимого по масштабу с Микеланджело, и человека, биография и искусство которого сочетались самым удивительным образом»[80].

Вазари, очевидно, угнетало то, что «Геркулес и Какус» понравились Медичи и даже подтолкнули их к тому, чтобы сделать Бандинелли официальным придворным скульптором. С точки зрения Джорджо то, что Бандинелли поставил «Геркулеса и Какуса» рядом с «Давидом» Микеланджело в 1534 году, было проявлением крайнего самомнения, тем более неприятным, что на скульптуру пошел камень, который Микеланджело еще двадцать лет назад зарезервировал для себя. Но Вазари приходилось проявлять осторожность со своей критикой. Обвиняя Бандинелли, он не должен был обидеть Козимо, их общего покровителя. Тем временем опрометчивый и самоуверенный донельзя Челлини, с его прямолинейностью ренессансного Хемингуэя, никогда не стеснялся в выражениях (и ему не раз случалось поплатиться за свою прямоту).

Вазари, будучи намного более осмотрительным человеком, все же нашел для «Геркулеса и Какуса» скудную похвалу, которую Эндрю Лэдис назвал «бархатной удавкой»[81].

«Но когда работа была открыта окончательно, те, кто мог ее оценить, всегда считали, что она была не только трудной, но и отлично сделанной в каждой ее части, фигура же Какуса отменно расположена. И, говоря по правде, сильно умаляет достоинства Геркулеса Баччо стоящий рядом Давид Микеланджело, гигант самый прекрасный из всех существующих и преисполненный изяществом и достойностью, в то время как манера Баччо совсем иная. Но если Геркулес Баччо будет рассмотрен сам по себе, он заслужит лишь самую высшую оценку, тем более если принять во внимание, что многие скульпторы пытались с тех пор создавать большие статуи, но никто из них не поравнялся с Баччо, который, получи он от природы столько же изящества и легкости, сколько сам потратил труда и усердия, достиг бы в искусстве скульптуры полного совершенства»[82].

Вазари предлагает нам еще одну историю, которая не зафиксирована больше нигде и звучит довольно невероятно. Он обвиняет Бандинелли в уничтожении картона «Битвы при Кашине» Микеланджело в Зале пятисот палаццо Веккьо. Если бы Бандинелли действительно украл и уничтожил то, что официально принадлежало его покровителям, Медичи, такое ужасное преступление не сошло бы ему с рук. И всё же Вазари пытается нам сказать, что все во Флоренции знали: именно Бандинелли уничтожил картон.

«И так как никто не знал причины этого, то одни говорили, что Баччо изорвал картон, чтобы иметь при себе, для своих надобностей, хотя бы какой-нибудь кусок этого картона; другие же рассудили так, что он пожелал лишить этой возможности молодых художников, чтобы они не могли ею воспользоваться и тем прославиться в своем искусстве; иные же утверждали, что сделать это побудило его преклонение перед Леонардо да Винчи, славе которого картон Буонарроти причинил немалый ущерб; другие же, которые, возможно, толковали вернее, объясняли это той ненавистью Баччо к Микеланджело, которая и впоследствии обнаруживалась на протяжении всей его жизни.

Гибель картона была для города потерей немаловажной, и Баччо получал по заслугам все обвинения и в зависти, и в злости, сыпавшиеся на него со всех сторон»[83].