Читать книгу "Непристойные предложения - Уильям Тенн"

Через пять секунд они уже были в Аризоне.

Они вышли из своего теперь уже неузнаваемого летательного аппарата в пустыню, где росли только сухие колючки.

– Я даже не хочу знать, во что превратился мой вертолет, – заметил пилот, – и что несло его по воздуху. Одно непонятно: как первяк понял, что за нами гонятся копы?

– Думаю, что он ничего об этом не знал, – объяснил Хебстер. – Однако он был достаточно чувствителен, чтобы понять, что летит домой, а те истребители сделают все, чтобы ему помешать. Поэтому он сработал в своих интересах, поступая практически как человек. Он защитил себя!

– Идем домой, – сказал Ларри. Он очень внимательно слушал Хебстера, так что из правого уголка его рта непроизвольно стекала слюна. – Гемостат, гомогной, горб. Дом – там, где злость. Удар – там, где горб. Домой и дверь закрой.

Пароход «Лузитания» запрыгала на одной ноге, одаривая всех своей странной, плотоядной улыбкой.

– Гематома, – предложила она игриво, – это не что иное, как «гы, мы дома». Кхм, пчхи?

Ларри пошел за ней, держась примерно в трех футах над землей. Он медленно шел по воздуху, выказывая такую боль, словно дорога, по которой он двигался, была усеяна мелкой и острой галькой.

– До свидания, люди, – сказал Хебстер. – Я иду к волшебнику вместе со своими друзьями в засаленных грязных лохмотьях. Помните, что, когда Спецкомиссия догонит вашу необычайную посудину, держитесь к ней поближе. Кстати, имеет смысл сказать, что именно я принудил вас отправиться в эту поездку. Можете приплести, что я ушел в пустыню искать решение, думая, что если я стану первяком, то это будет для меня лучше, нежели чем стать грушей для битья, право собственности на которую будут горячо оспаривать друг у друга такие люди, как П. Браганза и Вандермир Демпси. Я вернусь в своем собственном уме или, как говорили спартанцы, на нем.

Он потрепал Грету по щеке и ловко зашагал по песку, догоняя Пароход «Лузитания» и Ларри. Один раз он посмотрел назад и улыбнулся, увидев, что оставшиеся покинуто смотрят ему вслед, хоть и с некоторым любопытством, особенно Уильямс, грузный молодой человек, который зарабатывал себе на жизнь, охраняя тела других людей.

Первяки шли по какому-то только им понятному маршруту, проложенному, видимо, человеком или существом, очарованным движением мехов аккордеона. Снова и снова невидимая тропа замыкалась кругами сама на себя, пересекалась перпендикулярно, возвращалась на сотни ярдов назад, и все начиналось снова.

Это была Аризона – земля первяков, где было основано первое и самое крупное поселение пришельцев. В этом уголке юго-запада осталось мало живых существ – только пришельцы и их помощники.

– Ларри, – позвал Хебстер, осознав вдруг одну неприятную мысль и очень ею обеспокоившись. – Ларри! Твои… твои хозяева знают, что я иду с вами?

Пропустив шаг и споткнувшись в размышлении над столь категоричной постановкой вопроса, первяк рухнул на землю. Он поднялся, скривил рожу, посмотрев на Хебстера, и покачал головой.

– Ты не предприниматель, – сказал он. – Здесь и тут нечего предпринимать. Здесь и тут может быть только веселое как-у-вас-говорится почитание. Движение к универсальному внутреннему миру – понимание полного и вечного, частного и исчезающего, что уже само по себе… Что уже само по себе… – Он сжал руки так, что пальцы впились в плоть, и попытался донести смысл сказанного, как будто выпуская его из сжатых ладоней. Он медленно водил головой из стороны в сторону.

Хебстер оторопел, увидев, что старик плачет. Вот еще один признак того, что стать первяком – значит, сойти с ума! Это давало человеку понимание чего-то совершенно недостижимого для обычных людей, позволяло подняться на какие-то вершины сознания, на которые он в силу своей природы никогда бы не смог подняться. Это позволяло взглянуть на некую психически обетованную землю, а затем просто погребало его, страстно стремящемуся в это неведомое, под ношей собственной неполноценности. И оставляло его опустошенного, лишенного всякой гордости за все свои достижения, но с неким близоруким полузнанием о том, куда он хочет попасть, но не оставляя никаких шансов туда добраться.

– Когда я впервые пришел сюда, – сбивчиво говорил Ларри, искоса смотря Хебстеру в лицо, как будто понимая, о чем думает бизнесмен, – когда я попытался в первый раз понять… Все что я принес с собой, схемы и учебники, собранную статистику и построенные графики… Все оказалось ненужным. Все это, как я понял, было бесполезными игрушками, созданными лишь слабым подобием мысли. А затем, Хебстер, я увидел настоящую мысль, настоящую власть разума! Ты сам познаешь эту радость и будешь служить рядом с нами, конечно же, будешь! О! Этот незабываемый подъем…

Его речь сменилась несвязным поскуливанием, так как он с силой укусил свой кулак. К нему спустилась Пароход «Лузитания», все еще подпрыгивая на одной ноге.

– Ларри, – предложила она нежнейшим голосом, – кхм, пчхи Хебстера отсюда?

Он удивленно посмотрел на нее, потом кивнул. Два первяка взялись за руки и с трудом вскарабкались обратно на невидимую тропу, с которой свалился Ларри. Некоторое время они стояли лицом к Хебстеру, словно странные, одетые в лохмотья, сюрреалистичные Труляля и Траляля.

Затем они исчезли, и тьма окутала Хебстера, как будто ее вдруг выпустили из бутылки. Он осторожно опустился и сел на песок, который все еще хранил в себе весь полуденный жар Аризоны.

Вот оно!

Предположим, появится пришелец. Предположим, пришелец открыто спросит, чего хочет Хебстер. Это будет плохой исход. Алджернон Хебстер, экстраординарный предприниматель (конечно, сейчас несколько пустившийся в бега), не знал, чего он хочет – во всяком случае, от пришельцев.

Он не хотел, чтобы они улетали, так как технологии первяков, которые он задействовал уже более чем в десяти различных сферах деятельности, были по существу людской интерпретацией и адаптацией технологий пришельцев. Он не хотел, чтобы они оставались, потому что весь мировой порядок растворялся кислотой их всепоглощающего превосходства.

Он также знал, что не хочет становиться первяком.

Тогда что осталось? Бизнес? Хорошо, тогда остается вопрос Браганзы. Что делать бизнесмену, когда спрос настолько хорошо контролируется, что практически сходит на нет?

Или что ему делать вот в таких обстоятельствах, когда спроса как будто и нет, так как нет ничего такого, что пришельцы хотели бы получить от хилого, ничего не знающего человечества?

– Он найдет что-нибудь, что им нужно, – сказал Хебстер вслух.

Как? Как? Ну, хорошо, индейцы ведь продавали свои расшитые одеяла бледнолицым, получали за это деньги, зарабатывали на жизнь. И он будет настаивать, чтобы ему платили наличными, а не огненной водой. Если бы только он мог организовать встречу с пришельцем, то довольно быстро смог бы понять, в чем тот нуждается, чего хочет всем своим внеземным существом.

А затем, когда вокруг него повсюду материализовались бутылки в виде реторт, пробирок и воронок, он все понял! Они настойчиво формировали в его сознании вопросы. И их не удовлетворяли ответы, которые он пытался найти. Однако им нравились ответы. Им очень и очень нравились ответы. Если он заинтересован, всегда есть способ…