Читать книгу "Стойкость. Мой год в космосе - Скотт Келли"

Глава 5

3 апреля 2015 года.

Мне снилось, что я работаю на заводе по капитальному ремонту автомобилей во времена СССР вместе с советскими солдатами, одетыми в долгополые шинели из шерсти защитного цвета и русские шапки. На заводе реставрируют старые советские машины то ли для повторной продажи, то ли с другими низменными целями. Моя задача – чистить двигатели громадным парогенератором. С каждой струей пара по всему помещению разбрызгивается машинное масло, и я сомневаюсь, все ли правильно делаю. Как будут отмывать цех?

Бо́льшую часть взрослой жизни моей целью было пилотировать самолеты и космические корабли. Поэтому иногда меня поражает, что Международная космическая станция вообще не требует пилотирования. Пытаясь объяснить это людям, почти ничего о ней не знающим, я говорю, что она больше похожа на корабль, плывущий по Мировому океану, чем на самолет. Это нечто вроде подводной лодки «Ла-Хойя», на которой я, будучи студентом колледжа, служил несколько дней в качестве курсанта, – полная автономия плюс собственный источник питания. Мы не «летаем» на космической станции, ею управляет программное обеспечение, и даже в случаях, требующих участия человека, его действия контролируются бортовыми или наземными компьютерами. Мы живем на космической станции, как вы живете в здании. Мы в ней работаем, как ученые работают в лаборатории, а также работаем на ней, подобно тому как механика работала бы на судне, дрейфующем в международных водах и не доступном для Береговой службы.

Иногда о МКС говорят как об объекте: «Международная космическая станция – самый дорогой объект, созданный человечеством», «МКС – единственный объект, элементы которого были изготовлены в разных странах и собраны в космосе». Это во многом верно, но, живя на ней долгие месяцы, перестаешь воспринимать станцию как объект. Это место, очень своеобразное место с собственным характером и особенностями. У него есть внутренняя и наружная области и комнаты над комнатами, каждая из которых имеет собственное назначение, оборудование и компьютеры, а также особую эмоциональную атмосферу и запах. У каждого модуля своя история и свои хитрости.

Я провел на станции уже неделю. Просыпаясь, я быстрее понимаю, где нахожусь. Знаю, что, если болит голова, значит, я слишком удалился от вентилятора, подающего свежий воздух. Я пока часто не понимаю, как сориентировано в пространстве мое тело, – пробуждаюсь в уверенности, что вишу вверх ногами, потому что в темноте и отсутствии гравитации внутреннее ухо обречено гадать, какое положение занимает тело в тесном пространстве. Когда я включаю свет, возникает своего рода оптическая иллюзия: кажется, что комната быстро вращается, меняя свою ориентацию вокруг меня, хотя я знаю, что в действительности мой мозг перестраивается в ответ на новую информацию от органов чувств.

Освещению в моей каюте требуется минута, чтобы достичь полной яркости. Пространства едва хватает для меня и моих вещей: спального мешка, двух ноутбуков, кое-какой одежды, туалетных принадлежностей, фотографий Амико и дочерей, нескольких книг в бумажных обложках. Не вылезая из спальника, я бужу один из компьютеров, закрепленных на стене, и записываю свой сон, пока помню. После предыдущего полета люди проявляли интерес к описаниям ярких сюрреалистических сновидений, посещающих меня в космосе, но я почти все забыл, поэтому решил в этот раз методично вести журнал снов.

Я просматриваю расписание на сегодня. Проверяю электронную почту, потягиваюсь и зеваю, нашариваю в мешке для туалетных принадлежностей, прикрепленном к стене под левым коленом, зубную пасту и щетку. Чищу зубы, не покидая спального мешка, после чего глотаю зубную пасту и запиваю глотком воды из пакета с соломинкой. В космосе невозможно нормально сплюнуть. Еще несколько минут я знакомлюсь с суточной сводкой из Центра управления полетами в Хьюстоне – электронным документом, в котором описывается состояние космической станции и ее систем, задаются вопросы, появившиеся с прошлого вечера, и сообщаются важные детали плана работ на сегодняшний день. Документ завершается комическим рисунком, чаще всего подшучивающим над нами или над Центром. Судя по сегодняшней сводке, день предстоит трудный, и мне это по душе.

Планируя наш день, ЦУП разбивает его на интервалы вплоть до пяти минут в программе OSTPV (Onboard Short Term Plan Viewer, программа просмотра бортового краткосрочного плана), регламентирующей наше существование. В течение дня линия из красных точек неумолимо движется по окну OSTPV на экране ноутбука, проходя временные блоки, выделенные Центром для каждой задачи. Сотрудники НАСА по натуре оптимисты, и, к сожалению, этот оптимизм распространяется на оценки времени, необходимого на ту или иную работу: скажем, отремонтировать прибор или поставить эксперимент. Если мне потребуется больше времени, этот излишек придется отнять от какого-то другого пункта в расписании: приема пищи, тренировок, краткого периода в конце дня, когда я предоставлен самому себе (OSTPV называет его «Операции перед сном»), или, что хуже всего, сна. У большинства из нас в итоге складываются непростые отношения с красной линией в окне программы OSTPV. Иногда, если дело сложное, линия словно ускоряется – бьюсь об заклад, что-то с ней происходит. Бывает, она утихомиривается и наше восприятие времени совпадает. Конечно, если бы мне удалось увидеть свое расписание в перспективе, охватывающей целый год, линия ползла бы настолько медленно, что я бы вообще не замечал ее движения. План работ на сегодня выглядит продуманным, но в нескольких моментах возможны сбои. Для нас с Терри и Самантой значительная часть сегодняшнего дня будет посвящена одной большой задаче – захвату грузового корабля Dragon.

Со стороны Международная космическая станция напоминает ряд гигантских банок из-под газировки, приставленных друг к другу торцами. Основная часть станции – это пять продольно соединенных модулей, три американских и два российских. Еще несколько, в том числе европейский, японский и американский, прикреплены в качестве боковых ответвлений к левому и правому бортам, а у русских есть еще три, сверху и снизу (мы называем эти направления зенитом и надиром). Со времени моей первой экспедиции на МКС она увеличилась на семь модулей, что составляет значительную часть ее объема. Станция растет не бессистемно, а в соответствии со схемой сборки, разработанной в самом начале осуществления проекта, в 1990-х. Каждый раз, когда к МКС причаливает очередной корабль – космический грузовик, например российский «Прогресс», американский Cygnus, японский HTV или SpaceX Dragon, – на время появляется новая «комната», обычно со стороны, обращенной к Земле. Чтобы попасть туда, нужно повернуть не вправо или влево, а «вниз». Эти помещения сначала становятся просторными, когда мы распаковываем груз, а затем пространство в них снова уменьшается по мере того, как они заполняются мусором. Нельзя сказать, что нам не хватает места. Станция кажется довольно обширной, особенно в американском сегменте, мы даже можем терять друг друга из виду. Однако появление новых помещений – и последующее исчезновение, после того как мы их отшвартуем, – производит странное впечатление. Прежде все автоматические грузовые корабли были одноразовыми и после отделения от станции сгорали в атмосфере. Относительно новый SpaceX Dragon способен вернуться на Землю, что дает нам больше гибкости.