Читать книгу "Девушка с тату пониже спины - Эми Шумер"

Мы как-то пристрастились смотреть «Грубый вечер понедельника» — это такое телевизионное реслинг-шоу, в котором плохой парень в тесных шортах говорит всякие гадости хорошему парню в тесных шортах другого цвета, а потом они очень эмоционально вовлекаются и пару минут демонстрируют чудеса силы, пока руку одного из них не поднимает в воздух лысый судья с брюшком. Мне оно не нравилось, потому что хоть я сейчас и дружу с некоторыми рестлерами, — и даже встречалась с одним, — это просто не мое. Я ценю спортивность и зрелищность, но… просто не прет.

Мне нравилось, что у нас с Джеффом — своя традиция, что мы тайком протаскиваем большие бутылки пива в мою комнату, потом обнимашки, все дела. Я жила ради этих вечеров. Все это было мне в новинку. У меня как раз за месяц до того случился первый оргазм — в одиночку, конечно. Я научилась мастурбировать под фильм «Манекен». Он меня не особенно заводит (не осуждаю, если вас да), но я как-то смотрела его одна на диване и просто сунула руку в штаны, потерла у самого верхнего края вагины — и наконец кончила. Меня так проперло. У меня как будто новая игрушка появилась. Я попыталась тут же повторить, потом еще. Вскоре выучила, что надо подождать полчасика. От души надеюсь, что у девушек бывают оргазмы. Если нет, надо облизать пальцы и потереть там, где вагина сверху сходится в точку, круговыми движениями, пока не наступит оргазм. Покажите своему парню, как это делается, чтобы не обижаться на него за то, что кончает только он. На здоровье, вы этого заслуживаете! А еще пусть поработает ртом. Не смущайтесь. Живите на полную.

Так о чем я? В общем, сейчас я думаю, что была близка к оргазму с Майком, но не разобралась в ощущениях и решила, что мне надо в туалет. (У кого-нибудь так было? Нет? Ладно.) Я извинялась, шла в туалет и вытирала всю жидкость, которая казалась мне унизительной. Потом мне объяснили, что мокнуть — это хорошо. Слава богу, подумала я, поскольку все эти походы в туалет начинали вызывать подозрения.

Но тогда я не все делала с Джеффом, в смысле секса. Мы добрались до третьей базы, как говорится, и я много раз пыталась довести его до оргазма рукой. Но никогда не удавалось, и мы оба из-за этого очень расстраивались. У меня руки стали уже, как у Мишель Обамы, но ничего так и не получалось. По-моему, у него было чувство религиозной вины из-за всего, связанного с сексом, и он просто внутренне зажимался. Или, может, я ничего не умела. В любом случае казалось, его это или выводит из себя, или смущает. Я понимаю, парню это трудно, а он был моим парнем, которого я на самом деле любила, — так что как-то раз я ему сказала, чтобы подрочил передо мной, чтобы побороть смущение. Я ему всячески помогала, пока он себя доводил до финала, хотя меня это немножко отталкивало. Но план сработал. Это помогло ему расслабиться, и я (наконец-то) смогла помочь ему достичь оргазма. Мне это было важно, потому что я хотела заняться с ним сексом, но не прежде чем мы должным образом разберемся с третьей базой. Не знаю, почему я это вбила себе в голову. Может, потому что в старших классах столько говорят про всякие базы, что кажется, будто все должно идти по порядку. Когда я росла, парни все время пытались выяснить, что они могут от нас «получить» в сексуальном смысле. Девочек приучали думать, что мы должны сопротивляться, иначе нас станут считать шлюхами. Я хотела подождать, не сразу «идти до конца», потому что просто не была готова. Я хотела немножко подготовиться к сексу. Шаг за шагом.

После удачной мастурбации в грубый вечер понедельника, мы с Джеффом продолжали встречаться и каждую неделю смотреть реслинг. Человеческая Особь и Ледяная Глыба Стив Остин притворялись, что дерутся, а мы пили пиво. Как-то ночью, когда мы, выключив свет, лежали на моей кровати и смотрели реслинг, я задремала. Позднее время, содержание программы и пиво — из-за всего этого вместе я то и дело уплывала. В какой-то момент, когда я лежала на спине и не смотрела, я вдруг почувствовала, что Джефф сует в меня палец. Мы совсем ничем таким не занимались, так что странно было вот так сразу к этому приступить. Стало больно, чего раньше не бывало, я посмотрела вниз и поняла, что он вставил в меня пенис. Не палец. Он в меня вошел. Не спросив, не поцеловав, в глаза мне не глядя — и даже не удостоверившись, что я не сплю. Когда я вздрогнула и опустила глаза, он тут же отодвинулся и заорал: «Я думал, ты понимаешь!» Мне это показалось очень странным, вот такое решительное заявление, да еще такими заранее заготовленными словами, оборонительно — хотя я ни слова не сказала. Я посмотрела на постель, увидела кровь. Мне было больно, я растерялась. Он вскоре ушел, а я повернулась на бок и заплакала.

На следующий день он попросил прощения. Был очень расстроен, сказал, что ему плохо, что хочет с собой что-нибудь нехорошее сделать из-за произошедшего. Я постаралась его утешить, ведь я искренне за него переживала. Хотела, чтобы ему полегчало. Я так растерялась. Растерялась, не понимая, с чего он именно так решил со мной этим заняться, но главное, что я чувствовала — парень, которого я любила, был расстроен, и я хотела ему помочь. Я прижалась головой к его груди, сказала, что все хорошо. Я его утешала. Давайте еще раз: я его утешала.

У меня еще немножко шла кровь, все болело, и я совсем запуталась. То, что случилось, начинало до меня доходить, и меня прямо тошнило, когда я об этом думала. Дикость какая-то. Я была его девушкой; мы говорили о сексе и очень открыто всякое такое обсуждали. Я только что помогла ему понять, как достичь при мне оргазма. Я помню, что была из нас двоих более сексуальной. Если бы он в тот вечер попросил меня заняться сексом, думаю, я бы сказала «да». Я не понимала, почему он со мной обошелся вот так. Он что, думал, надо на самом деле «присунуть»? У него, как мне помнится, столько вины было связано с сексуальным поведением — столько вины и столько страха. Может, он думал, что так будет без вины и без стыда? Может, как и подрочить, ему было проще, если я не принимала активного участия в процессе. Не знаю. Но он принял решение без меня. Все это было не про нас, а про него. Мне было грустно, я чувствовала, что меня предали. Я думала, что на самом деле дорога ему — но едва ли кто-то, кому ты дорога, стал бы так поступать. Но я все равно хотела, чтобы у нас все было хорошо.

Самое странное, что, хотя Джефф и попросил прощения, и сказал, как ему плохо, я не помню, чтобы он вообще спрашивал, каково все это было мне. Я повела себя, как большинство девушек — просто стала жить дальше. Я мало о таком знала. Я не знала, что секс так часто бывает не по согласию, что поверить трудно. Сексуальное насилие, по сути, так распространено, что сейчас мы проводим большие кампании, чтобы научить мальчиков и молодых мужчин, что это такое — получить согласие.

Но мне было семнадцать, и я хотела нравиться своему парню. Я по-прежнему хотела быть с ним — я с ним и осталась. Мы продолжали встречаться и через пару месяцев стали регулярно заниматься сексом. Во второй раз я попыталась притвориться, что это был первый. Я даже пошла потом к маме и сказала, что лишилась девственности. Но это было враньем, и я бы соврала сейчас, если бы сказала, что мне не казалось — для меня все испорчено. Мое доверие разбилось вдребезги — не только доверие Джеффу, но во многом и доверие кому угодно. У меня отняли мечту о прекрасном памятном мгновении близости между двоими — да так, что я и оглянуться не успела. Он ее отнял. Я тогда этого не понимала, но теперь знаю, что стала из-за этого жестче, и это необратимо. Потом еще много лет, когда дело доходило до секса, я была лишена роскоши просто быть собой. Чаще всего я слишком оборонялась и настораживалась, предполагая, что парень хочет причинить мне боль или слишком много взять. Бывала я и слишком бездумной, почти не в себе, словно сам секс для меня не очень-то много значил. Я говорила себе, что могу заняться сексом с любым, если захочу, даже если ничего к нему не чувствую. Ни та, ни другая версия у меня не была настоящей.