Читать книгу "Большая игра - Молли Блум"

– Далее, не слишком влюбляйся в хорошие карты, потому что на флопе твои хорошие карты могут превратиться в плохие. Покер – это игра вероятностей, простой математики и умения читать людей. Если ты собираешься блефовать, то ты должна сама верить в свой блеф. Имей в виду, что другие игроки стремятся получить от тебя информацию, и этой цели служат выражение твоего лица, жесты, размер ставок и манера, в которой ты их делаешь. Когда, по твоему мнению, у тебя на руках самая лучшая карта – «натс», – можешь либо попробовать заставить своих противников остаться в игре, делая ставки так, чтобы ввести их в заблуждение, или же ставить агрессивно и взять банк. И если ты собираешься идти олл-ин и ставить все деньги, подумай хорошо. Убедись, что у тебя на руках нате или что твой противник думает, что твоя карта всех перебивает.

– Однако, – продолжал он, – переиграть противника не всегда удается. Даже у лучших игроков в мире случаются плохие дни, когда они играют неважно. Нужно уметь распознать эти дни и отказаться от игры или же точно придерживаться той суммы, которую ты можешь позволить себе проиграть Нужно четко понимать, когда следует выйти из-за стола.

Мы попробовали сыграть пару раздач, причем Филип без умолку громко озвучивал расчеты или шансы каждой из моих стартовых комбинаций и объяснял, почему во время раздачи они изменились. После флопа (первые три карты) был тёрн (следующая карта) и, наконец, ривер (последняя карта).

– Мне кажется, я поняла, – сказала я.

Первые насколько раздач я играла точно так, как он объяснил мне. Но потом мне стало скучно, и я перестала сбрасывать даже плохие карты.

Он разочарованно смотрел на меня.

– Не думаю, что из меня получится хороший игрок в покер. Мне слишком интересно увидеть, что будет дальше, даже если у меня плохие карты.

Он засмеялся:

– Не забывай, покер намного шире, чем просто игра. Это жизненная стратегия. И если ты хочешь идти на риск, по крайней мере, проверь, что ты хорошо его просчитала.

Я кивнула, стараясь все усвоить.

Я возвращалась в офис и всю дорогу думала об этом уроке покера. Мне казалось, что это скорее урок жизни. Я вошла в офис, и, прежде чем я успела поздороваться, Рейрдон на одном дыхании протарабанил длинный список дел, которые ДОЛЖНЫ быть сделаны как можно скорее.

– Забери и рассортируй почту, оплати эти счета. И ты должна распаковать ящики. Мне нужно больше черных рубашек. И не забудь разложить по папкам эти документы и разобрать все действующие договоры. Тебе нужно будет сходить в Сити Нейшнл[15] и забросить им эти бланки, и..

Я неистово кивала головой, делая пометки, а Рейрдон продолжал тараторить, озвучивая свои требования. С того момента как началась игра, он заметно расширил круг моих обязанностей. Приказы сыпались начиная с семи утра, и, чтобы все их выполнить, мне иногда приходилось работать до полуночи. За исключением дней, на которые была назначена игра, я обычно находилась в офисе или у него дома, делая вообще все, что нужно было делать. Он прекрасно знал, что владеет действенным рычагом давления на меня, и, таким образом, я подписалась на полноценное рабство у Рейрдона в обмен на право быть по совместительству хозяйкой его игры в покер.

В течение всего месяца игра шла без сбоев. Четыре вторника подряд я делала тысячи долларов за вечер и слушала разговоры на самые животрепещущие темы состоятельных и известных персон, знавших то, что было недоступно простым смертным. Я часами размышляла над магнетизмом игры и общением этих людей между собой. Почему эти ребята с их яркой, наполненной жизнью проводят бессчетные часы в вонючем подвале, не сводя глаз со случайных комбинаций пятидесяти двух карт? Это явно не их способ заработать… ну, может быть, за исключением Хьюстона Кертиса.

По прошествии месяца наблюдений и размышлений я нашла разгадку. Большинство игроков – мужчины, которые когда-то рискнули всем, чтобы добиться грандиозного успеха. Теперь они двигались по накатанной. Они были в безопасности. Жизнь не брала их за горло. Они могли иметь любых женщин, каких только пожелают, купить все что им угодно, снимать фильмы, жить в роскошных особняках, приобретать и разорять крупные корпорации. И теперь они жаждали адреналина от азартной игры, и именно это каждый раз заставляло их приходить сюда снова. Это было больше чем игра – это была возможность уйти от реальности, авантюра, фантазия.

Для меня игра тоже была спасением. Способом избежать «взросления», которое означало, во всяком случае для моего отца, сдаться и согласиться на жизнь, состоящую из пустых обязательств и не приносящую удовлетворения. Я решила, что игра станет следующим этапом моего «образования». Все, что происходило у меня на глазах, было лучшей возможностью на практике изучить экономику, психологию, бизнес, понять, что такое американская мечта на самом деле.

Поэтому, когда Рейрдон говорил «Гоп!», я прыгала. Это не значит, что мне это нравилось.

– Это все? – сказала я Рейрдону с более чем заметным сарказмом. Он надиктовал задание на день, которого хватило бы на целую неделю, при этом ожидая, что я каким-то образом все переделаю, перед тем как отправиться к Тоби, чтобы отвезти ему выигрыш.

– Еще одно, – сказал он. – Больше никакого волонтерства.

– Вы говорите о больнице? – переспросила я, не веря своим ушам.

– Да, – ответил он.

– Что?! Но почему? – со злостью спросила я. – Это никак не отражается на моей работе.

– Не в этом дело. Мне не нужно, чтобы ты приносила на себе микробов в офис. И ты слишком бедная, чтобы быть волонтером. Когда станешь богатой, можешь быть волонтером сколько твоей душе угодно, но пока ты бедная и глупая, тебе следует тратить свое время на то, чтобы поумнеть и придумать, как стать богатой.

– Не может быть, чтобы вы говорили серьезно, – произнесла я, ожидая хоть какого-то намека на сочувствие.

– Я предельно серьезен. Или волонтерство, или покер. Выбирай.

Я не сводила с него глаз, отказываясь верить услышанному.

– Бред какой-то, – произнесла я. – Вы сошли с ума.

– О’кей, – он пожал плечами. – Игры во вторник не будет.

Я вылетела из его кабинета в слезах. Я думала о детях в больнице, о том, как они улыбались, несмотря на всю тяжесть своего положения. Они заслуживали поддержки и ободрения, я была им нужна, как и другие волонтеры. И они были мне нужны. Мне нужно было чувствовать, что я не полностью потеряла себя в этом новом мире блеска и денег. Я знаю, это звучит эгоистично, но возвращение в реальность больницы помогало мне оставаться самой собой. Рейрдон все время старался сделать меня жестче и разумнее, он приравнивал идеализм к глупости. Он держал меня при себе, потому что я надрывалась, работая на него, и была единственная из всех, кто не ушел через неделю. Он редко признавал это, но время от времени он говорил мне, что у меня есть потенциал, что я могла бы развиваться и добиться большего. Обычно за этим следовало очередное оскорбление. Он был для меня этакой злой феей.