Читать книгу "Резидент - Евгений Сухов"

Он еще раз внимательно перечитал их дела.

У двоих в карманах были обнаружены немецкие листовки, которые могут послужить пропуском для перебежчиков. Третий пожаловался бойцам, что на кухне старшина обворовывает солдат, а образовавшиеся излишки продает местным. Причем привел конкретные примеры, значит, говорил не голословно. Двое последних, отменные весельчаки, в минуты роздыха любили рассказывать истории о своей жизни в колхозе, звучавшие из их уст самыми настоящими анекдотами. Так что в роту они принесли немало антисоветского «веселья». Все рассказанные ими истории были тщательно записаны. Прочитав каждую из них, выставлявшую в неприглядном свете перегибы с коллективизацией, Тимофей сделал для себя заключение: некоторые истории и в самом деле были очень смешные, другие — сошли бы как материал к серьезному фельетону. Оба парня были отчаянные, служили в разведке, не однажды рисковали жизнью, а потому вводить против них какие-то репрессии будет нецелесообразно.

Из папки следовало изъять всех пятерых. Пусть воюют, как и подобает. А вот старшину, обворовывающего своих, следует взять на заметку.

Аккуратно, листок за листком, Романцев пролистал все дела — были и такие, к которым следовало присмотреться по-серьезному. Минуту он выжидал, потом, отринув сомнения, поднял трубку телефона:

— Соедините меня с полковником Александровым.

— Соединяю, — прозвучал приятный голос связистки, и еще через тридцать секунд он услышал низкий бас полковника:

— Слушаю тебя, Тимофей. Что-нибудь серьезное?

— Так точно! Перебежчик оказался хорошо подготовленным агентом абвера.

— Уже наслышан, жду твоего подробного доклада. Ты его расколол?

— Да. Но возникли некоторые сложности, хотелось бы посоветоваться с вами.

— Пятнадцать минут тебе хватит? Скоро начнется оперативное совещание в штабе фронта, нужно подготовиться.

— Хватит, товарищ полковник!

Еще через полчаса Романцев вошел в кабинет к полковнику Александрову, начальнику контрразведки Смерш Тринадцатой армии.

В последнее время Александров выглядел измученным. Всем было известно, что он серьезно переживает потерю единственного сына, погибшего восемь месяцев назад на Карельском фронте. Полгода назад выяснилось, что у него есть четырехлетний внук, проживающий в Архангельске. Жена дважды приезжала к несостоявшейся невестке и пыталась уговорить ее переехать вместе с малолетним сыном в Москву, однако из этой затеи ничего не выходило. Единственным утешением оставалась фотография внука, которую Александров заботливо хранил в партбилете.

— Что у тебя там? Давай, выкладывай! — отложил он в сторону карандаш.

— Выявлен связник, им оказался сержант Григорьев, сорок пятого отдельного инженерно-саперного полка. К сожалению, взять его живым не удалось, он был застрелен на передовой при переходе через линию фронта.

— Скверно, — покачал головой полковник. — Вижу, что у тебя еще не все… Выкладывай дальше!

— Из разговора с немецким шпионом выяснилось, что немцам известно о предстоящей перегруппировке Тринадцатой армии.

Губы полковника плотно сжались. Продолжение было неожиданное. Не такого он ожидал. Было над чем поломать голову.

— И что ты думаешь? Утечка?

— Сейчас сложно что-то сказать, но не исключаю. Это еще не все… Против командующего фронтом генерал-полковника Ватутина готовится теракт. Им даже известно примерное время, когда командующий прибудет в Червоноармейск и на передовую. Мы предполагаем, что в Тринадцатой армии действует несколько законспирированных немецких агентов, и нам нужно от них избавиться в кратчайшие сроки.

Полковник нервно постучал пальцами по столу и задумчиво проговорил:

— Все это очень серьезно… Командующий должен прибыть сразу после перегруппировки. Твои соображения?

— До прибытия командующего три-четыре дня… Мы продолжаем проводить оперативные мероприятия по выявлению изменников и внедренных в армию немецких агентов, но времени крайне мало. Уверен, что многие из них находятся у нас на заметке. Поэтому в качестве профилактических мер перед самой перегруппировой соединений я предлагаю весь подучетный элемент армии, проходящий по делам как изменники, при наличии достаточной доказательной базы, подвергнуть аресту. Это первое… Второе. Остальные подучетники, на которых недостаточно материала для ареста, из всех войсковых частей должны быть переправлены в запасной полк и в тыловые части. В дальнейшем всех этих недоучетников использовать в самый разгар боя. Третье — перед самым приездом командующего в район действия Тринадцатой армии выставить на пути его следования парные дозоры и «секреты» из автоматчиков отделов контрразведки Смерш корпусов и дивизий, в случае необходимости привлечь подразделения НКВД. В-четвертых, изменить сроки перегруппировки и наступления. В-пятых, в ночь перед самой передислокацией армии за передним краем батальонов выставить караулы из бойцов Смерша. На них возлагается задача не пропустить на сторону противника ни одного человека, чтобы он не сообщил немцам об изменениях в нашей армии и о предстоящем наступлении.

— Ну, и впряг ты меня в разговор, — покачал головой начальник контрразведки. — Значит, ты полагаешь, что немецкие агенты находятся где-то среди подучетников?

— Именно так. Контрразведка берет на заметку всех подозрительных. Важно не пропустить их!

— Все так… Что ж, твои доводы весьма разумные, но есть один минус — арест может негативно отразиться на общем настроении в армии. А наша задача заключается в том, чтобы как раз поднимать морально-боевой дух! Поэтому подучетников, проходящих по делам как изменники, нужно будет отправить в штрафные роты и батальоны. Пусть кровью искупят свою вину! А потом, не время отправлять их по тылам в лагеря, когда сейчас мы даже шестидесятилетних призываем… А по поводу недоучетников я согласен. Разумное предложение! Я передам твои соображения командующему армией, а там мы уже решим. Сейчас иди и составь мне подробный отчет.

Разговор был завершен. Романцев почувствовал некоторое облегчение. Вот только надолго ли?

Тимофей вернулся в штаб дивизии. Распорядился, чтобы привели Федорова, разговор с ним был не закончен. Через несколько минут тот с понурым видом сидел за столом и подробно рассказывал о диверсионной школе, где проходил обучение, о преподавателях, о курсантах, с которыми был знаком. Разговор занял в общей сложности часа три. Исписана была половина блокнота.

После того как диверсанта увели, Романцев достал несколько чистых листков и стал думать, с чего следует начать. Мысли были неоформившиеся, растрепанные, роем блуждали где-то в подсознании и никак не желали принять завершенную форму. Некоторое время он сидел, склонившись над бумагой, тщательно обдумывая каждую фразу. Ничего не получалось — перла какая-то канцелярщина! Конечно, от него не требовалось каких-то художественных изысков (чай, не Достоевский! Да и круг читателей ограничен) — полагалось написать лишь строгое перечисление фактов с кратким анализом случившегося, но хотелось оформить как-то покрасивше, что ли… Чтобы самому было приятно читать.