Читать книгу "Терри Пратчетт. Дух фэнтези - Крейг Кэйбелл"

«Эрик, а также Ночная стража, ведьмы и Коэн-Варвар»

Читатели книг о Плоском мире не могут не заметить постоянное возвращение к одним и тем же темам, включая важность числа восемь, одержимость героев зловредными силами (иногда это и есть герои) и возвращение некоторых персонажей в отдельных сюжетных арках[37].

Диск населяет множество созданий, людей и не только, они живут на Диске, под ним и над ним. Но некоторые из них сделали для истории Диска больше других. Прежде всего вспомним Ринсвинда. Он пересек Диск во всех направлениях, падал с края и даже путешествовал назад во времени и познакомился с создателем – ну, с одним из них. Иногда некоторые сюжеты (те, которые ничего не добавляют к истории и описанию Плоского мира) кажутся оторванными от серии, потому что им не хватает богатства и разнообразия, свойственного миру, и они кажутся неважными и незначительными[38]. Это не новое замечание: то же самое говорят, например, о сериале «Секретные материалы». Любая история, не посвященная теории инопланетного заговора, покажется мелкой тем читателям, которые любят масштабные проблемы. Это несправедливо, потому что некоторые одиночные эпизоды (например, «Тумс») одни из самых интересных, они ломают шаблоны и заставляют взглянуть на сериал по-другому. То же можно сказать о «Правде», «Роковой музыке» и «Держи марку!». На самом деле «Правда» – это роман о журналистике, и легко представить, как Пратчетт пишет ее, опираясь на пятнадцать лет опыта. Если не думать о гномах и вампирах, легко проследить историю журналистики и заодно увидеть некоторые истории со дна стакана (репортеры очень любят выпить).

Наступает время, когда о фэнтези-мире сказано слишком многое и существующие объяснения срывают с него покров тайны. Ну и конечно, за много лет родилось столько теорий, что публика никогда не будет полностью довольна финальным решением[39]. Давайте вернемся к «Секретным материалам». К концу сериала эпизоды становились все запутаннее, и объяснений очень не хватало. Но ключ к Плоскому миру – это его герои. Именно они создают историю. Например, фанаты Пратчетта заметили, что Наверн Чудакулли Бурый, аркканцлер Незримого Университета – это сам Пратчетт. Действительно, сходство велико: шляпа, посох, белая борода – а кем еще может быть Пратчетт, как не главой собрания ученых в Анк-Морпорке? Это кажется очень логичным, если вспомнить биографию автора и его любовь к книгам. А назвав его «Бурым», Пратчетт немного посмеялся над Гэндальфом Серым из «Властелина колец». Гэндальф и Чудакулли действительно похожи, но ведь и Пратчетт похож на них! (А, кстати, есть еще лорд Витинари, в черных одеждах, с тростью с навершием в виде черепа. Точно же Пратчетт!)

Жители Плоского мира позволяют автору исследовать разные темы. С Ночной стражей он может поразмыслить о преступлениях, а заодно о более важных вещах – о сектах, этнокультурных различиях, отношениях между расами и о классических сюжетах. Нак Мак Фигли напоминают о гэльских легендах и шотландской истории – и немного о стереотипных шотландских шутках. Матушка Ветровоск – это повод обсудить зелья друидов и старинные, а заодно и современные методы врачевания. Даже библиотекарь Незримого Университета – и тот дает повод поговорить об орангутангах (об этом позже).

Пратчетт черпает вдохновение не только на Британских островах. Древние воители и вампиры – это европейская история. С историей Азии и Африки он тоже знаком, и Древний Египет тоже многое дал серии. Поэтому у Пратчетта столько фанатов по всему миру: в его романах каждый может найти элементы своей родной культуры. Обширный мир позволяет затрагивать любые темы и вспоминать любые легенды.

Хотя некоторые отдельные романы ничего не добавляют к масштабной картине Плоского мира, они зато рассказывают о мире нашем, и они очень важны. Если кто-то чувствует себя преданным из-за отсутствия драконов в романах Пратчетта, ему стоит понять, что драконы вовсе не обязательны. Пратчетт далеко не всегда следует традициям жанра. Впрочем, мы отклонились от темы. Вот что я хотел сказать в этой главе: главное в творчестве Пратчетта – это его герои. Это они создают все его истории, они служат проводниками для читателя. Именно поэтому необязательно читать серию подряд. Впрочем, если кто-то это сделает, он только получит больше удовольствия от этой пестрой картины и сотен героев, составляющих Плоский мир (то же самое можно сказать о романах о Джеймсе Бонде, которые Пратчетт читал в юности). Это связано и с тем, сколько внимания Пратчетт уделяет подросткам и их жизненному выбору. Он очень интересуется людьми, он достаточно умен и обладает достаточно широким кругозором, чтобы принимать самые разные жизненные пути. Именно поэтому Анк-Морпорк мультикультурен. У Пратчетта нет предрассудков.

Мне кажется, что ранние романы о Плоском мире более показательны и поэтому более интересны, особенно если мы говорим о фигуре автора. Мне нравится, как Эск ломает гендерные предрассудки в области магии. Мне нравится, как Коэн-Варвар и его окружение насмехаются над штампами, созданными Робертом Говардом (честно говоря, эти штампы действительно несколько затасканны). Давайте остановимся на секунду и посмотрим, как великие литературные герои продолжают существовать и после смерти автора. Как будто ни у кого никогда не было своих идей. Конан-Варвар пережил еще множество приключений после преждевременной кончины Говарда, и даже телесериал «Звездный путь» нашел воплощение в романах, сохранивших его легенду.

«За столом из слоновой кости, инкрустированной золотом, сидел молодой мужчина, чьи широкие плечи и загорелая кожа резко контрастировали с окружавшей его роскошью. Человек, подобный ему, смотрелся бы гораздо естественнее на фоне суровых горных вершин или в насквозь продуваемой ветром степи. В каждом его движении чувствовалась огромная физическая сила. Если он сидел неподвижно, то это была неподвижность бронзовой статуи, если начинал двигаться, то с грацией дикой кошки»[40].

Роберт Говард, «Феникс на мече»

Честно говоря, образы Говарда так мощны и сексуально заряжены, что жанр никогда не избавится от них окончательно.

«Женщина натянула поводья своего усталого коня. Тот остановился, широко расставив ноги, словно изящная уздечка красной кожи с золотыми кистями лежала на нем непомерной обузой. Женщина вынула ноги из серебряных стремян и соскользнула с позолоченного седла на землю. Привязав коня к молодому деревцу, она повернулась и принялась напряженно всматриваться в окружающий ландшафт – ладони прижаты к бедрам, лоб чуть нахмурен»[41].