Читать книгу "Охотник на вундерваффе - Владислав Морозов"

Выходило, что немецкие летчики на них и бомб особо не потратили (ям, похожих на воронки от мелких бомб, я насчитал всего три, да и те сильно позади горящих машин, похоже, неверно рассчитали и промазали) – просто зашли на бреющем и лупанули из всех наличных стволов, да от души, да зажигательными… У «сто десятых» секундный залп хороший, а кругом бензин. Вот оно и взорвалось. Опять же, если в огнеметном «Т-26» был заправлен еще и бак с огнесмесью (этот танк горел особенно хорошо и у него вспучило броню подбашенной коробки – явный признак хорошего внутреннего взрыва), то это при таком раскладе он жогнул особенно красиво. Не взрыв, а просто «праздник» какой-то…

Ну а дальше – возможны варианты. Зависело от того, сколько заходов немцы сделали на свою цель. Они вполне могли поджечь перевозимое топливо и положить мечущиеся и разбегающиеся экипажи и с одной-единственной атаки.

Во всяком случае, у всех лежавших в грязи относительно целых (а значит, их все-таки достало не взрывом) трупов были видны входные и выходные пулевые дырки на одежде.

Уже практически околевая от холода в своем мокром комбезе, я начал подробнее осматривать покойников. Ближе всего лежали, практически одно на другом, тела двух пехотинцев в шинелях. Это были довольно старые небритые мужики, лет пятидесяти, да еще и субтильные, малого роста. Правда, у одного из них под задравшимся обшлагом левого рукава шинели мощно тикали вполне приличного вида крупные часы на кожаном ремешке, которые я немедленно снял и нацепил это полезное приобретение (у меня в момент провала во времени ни часов, ни тем более мобильника с собой не было, все осталось во Вторпятове, в моих вещах, и, честно говоря, слава богу) себе на руку. Извини, мужик, возможно, со стороны это и выглядит как чистой воды мародерство, но тебе-то самому узнавание времени теперь точно до лампочки… Мне нужнее… Ведь все равно кто-нибудь да снимет с тебя эти «котлы»… Часы показывали половину четвертого, только явно не ночи, а 15.32 дня. Хоть что-то…

А вот за двумя убитыми пехотинцами я наконец рассмотрел подходящий «объект»…

О! Кажется, я нашел то, что искал.

Прямо в колее лежал на спине мужик в грязном танковом комбезе серо-черного цвета, в пальцах его судорожно сведенной и далеко откинутой в сторону правой руки были зажаты лямки туго набитого вещмешка. На поясе просматривался ремень с застегнутой кобурой. А вот половины головы у этого несчастного танкиста не было. Похоже, пуля (как бы даже неразрывная) попала ему прямо в лицо, и все, что было у убитого выше рта, превратилось в кровавую кашу или разлетелось в мелкие брызги по сторонам, видимо, вместе с его танковым шлемом, которого я нигде вблизи от тела не увидел.

Это было хорошо. Нет, то есть для него, конечно, плохо, а вот для меня – не очень. Наклонившись над трупом, я осмотрел его. Был он весь мокрый и грязный (от лежания в наполненной водой колдобине одежда на трупе промокла насквозь), но при этом мужик оказался рослый и явно не пацан из мобилизованных. То есть как раз примерно то, что мне и было надо.

Я торопливо обшмонал карманы его комбинезона, поскольку под ним у убитого была не гимнастерка, а казенный свитер грубой вязки.

В карманах покойника тоже было сыро, как в помойном ведре, но в нагрудном кармане комбеза я нашел-таки его разбухший от грязной воды военный билет. С трудом раскрыл, разлепив страницы.

Н-да, все размокло, на хрен, и практически поплыло. Фотка на первой странице (той где печать райвоенкомата и подписи – владельца билета и выдавшего документ военкома, первую я сразу же постарался на всякий случай запомнить) вообще превратилась черт знает во что. Сквозь серо-желтую муть было еле-еле видно какое-то туманное лицо, на котором было практически не разобрать ни рта, ни носа, ни глаз, с минимумом волос на голове, при этом лучше всего были видны два треугольника на петлицах ворота гимнастерки. Такой, с позволения сказать, «фотопортрет» мог быть у кого угодно, и даже у меня могло обнаружиться определенное сходство с ним. Получилось почти как у Платова в «Секретном фарватере» (разумеется, в книге, а не в кино) – там, когда немцы доставали каплея Шубина из воды на борт «Флигенде Холендера», перед этими чудиками из кригсмарине как раз проканал подобный финт с размокшим служебным удостоверением покойного финского летчика, с «убитой» подобным же образом фотографией. В фильме-то все, как обычно, упростили, ограничившись лишь именем того сбитого финна, зачем-то написанным на воротнике спасжилета…

Чернила и печати в найденном военном билете тоже расплылись до безобразия, но все-таки выглядели лучше, чем фото. На второй странице – напечатанные типографским способом буквы «СССР», пятиконечная звезда с серпом и молотом, слово «военный билет» и его казенный номер из двух букв и пяти цифр. Пониже звание – заместитель командира взвода запаса РККА. Там же и имя-фамилия-отчество – Потеряхин Андрей Васильевич. Год рождения – 1916-й.

Что характерно – документ был выдан в июле 1938 г. Советским райвоенкоматом города Краснобельска. Ого, стало быть, земляк! Надо же…

В качестве места последней службы Потеряхина А. В. перед уходом в запас, как можно было было с трудом разобрать, значилась 25-я танковая бригада Забайкальского Военного округа, поселок Ясное Оловяннинского района, Забайкальского края. Крайняя дата – 13 или 15 июня 1938 года.

Стало быть, покойный – герой-дальневосточник, почти как в старом фильме «Трактористы»?

Краснознаменная, смелее в бой… Ну-ну… Выходит, убитый танкист срочную службу до войны прошел. Кадровый, стало быть…

А вот отметок о каких-то новых назначениях в его военном билете не было! Странно, но хрен с ним, может, и не успели. В начале войны, судя по документам, устным рассказам и мемуарам, чего только не бывало. Выдернули мужика из запаса (или он сам добровольцем записался) – и прямиком на фронт, а расписаться в документах забыли. А если он до фронта добирался с каким-нибудь маршевым пополнением, то подобная история более чем реальна.

Остальное в документе было несущественно или расплылось вообще до полной неразличимости. Никаких других документов вроде партийного или комсомольского билета я при убитом не нашел. Может, так оно и надо, хрен его знает…

Засунув военный билет себе во внутренний карман комбеза, я приподнял тело убитого из колдобины (тяжелый он был, как и все покойники) за грудки, после чего снял с него ремень с кобурой. В мокрой кобуре нашелся револьвер системы «Наган» с полным барабаном (хорошо, если патроны не успели отсыреть), пристегнутый к ней вытяжным ремешком.

Я снял свой ремень и отшвырнул его в водительский люк горящего огнеметного «Т-26». После чего перепоясался ремнем покойника. Нельзя сказать, что от этого стало легче, но какое-никакое оружие в кобуре придало мне некоторую уверенность. По крайней мере теперь было из чего застрелиться…

Снимать с трупа сапоги я откровенно побрезговал, тем более что они у него ношеные и сильно стоптанные, да и размер на глаз был явно меньше моего, где-то сорок два – сорок три, а у меня сорок пять. Комбез у него был такой же мокрый, как и у меня, так что зачем он мне? Тем более с пятнами крови (и, кажется, не только крови) на плечах и груди.