Читать книгу "Любите ли вы своего ребенка? - Ульяна Воробьева"

Забота как единица измерения любви

Родители обязаны заботиться о ребенке, кормить и одевать, учить и лечить. Но мы редко задумываемся о том, что, заботясь о малыше, мы не только исполняем родительский долг, но и проявляем свою любовь. Сколько умиления у отца, несущего из ванны завернутую в махровое полотенце дочурку, или нежности у матери, готовящей новогодний костюм сынишке. Отец, ремонтирующий сыну велосипед, проявляет тем самым любовь. Мать, бегающая по магазинам в поисках для ребенка спортивной формы именно фиолетового цвета, который требуется в его классе, движима, конечно, любовью.

Истории. Блинчики из любви

История про суровую любовь, которая проявляется только в поступках

Лера незаметно отклонилась от тропинки и свернула в гущу леса, чтобы никто из друзей не заметил. И только оставшись в одиночестве, скрытая стеной разросшихся кустов, расслабленно опустилась на траву. Ее лицо исказила гримаса отчаяния, слезы брызнули из глаз. Лера неистово колотила кулаками по земле, сдерживая прорывавшийся сквозь сжатые зубы крик. «Ненавижу, ненавижу, ненавижу!!!» – стучали слова в висках, как удары огромного молота.

Скоро Лера услышала голоса друзей, искавших ее. Среди хора мужских и женских голосов явственно выделялся звонкий голосок дочки. В крике Лизоньки «Мама-а-а-а!» женщине послышались и страх потерять мать, и радость от того, что она далеко. Лера успокоила дыхание, вытерла слезы, потерла ладошками щеки, чтобы они стали краснее глаз и было не так заметно, что она плакала, поднялась с травы и пошла навстречу друзьям. Всю невысказанную агрессию она затолкала поглубже, в самый дальний уголок своей души, привычно скрыла на лице ее малейшие отголоски…

О своих приступах всепоглощающей ненависти, «бешенства», как называла их Лера, она решилась рассказать психологу – женщине, которую однажды увидела на родительском собрании в школе у дочки. Что она там рассказывала, Лера даже не помнила. Женщина ей запомнилась своей улыбкой. Было что-то в ее улыбающихся глазах такое, что Лера всегда замечала в других людях и что ее всегда неизменно манило. Вообще, Лера сама не понимала, зачем пришла на консультацию. Конечно, ей хотелось избавиться от своих приступов, но, если говорить честно, в возможность этого она абсолютно не верила.

– Это мой крест, с этим мне жить до конца дней, – полагала она.

Для психолога Ирины такая задача не казалась невыполнимой.

– Ну что же, давай займемся этим, – чуть растягивая слова, говорила она и улыбалась, улыбалась, улыбалась. Искорки ее глаз залетали Лере прямо в самые укромные уголки души и нежно согревали их, как ласкает щеки теплый апрельский ветерок. Но через несколько встреч Лера заметила, что этот нежный огонек разжегся настолько, что стал не только весьма ощутим, но и просто неприятен. «Сколько можно лыбиться? – внутренне грубила она Ирине. – Результатов-то никаких!»

Когда же однажды Ирина спросила:

– Ты довольна нашей работой?

Лера опустила в пол глаза и, чуть шевеля губами, произнесла:

– Конечно, для меня это очень полезная работа.

Некоторое время они молчали. Внутри Леры жизнь как будто остановилась: не было ни чувств, ни мыслей, ни ощущений. Может быть, не было самой Леры…

Вдруг где-то далеко-далеко прозвучал мягкий обволакивающий голос:

– Скажи мне, ты чем-то недовольна?

«Недовольна? А чем тут можно быть довольной? Ты тянешь время! Спрашиваешь непонятно о чем! В моей жизни ничего не меняется, а ты все улыбаешься и улыбаешься! Что такого смешного ты нашла во мне?» – так хотела во все горло прокричать Лера, но вместо этого строго и сдержанно произнесла:

– Да нет, все нормально.

– А что тебе хочется сейчас сделать?

– Что сделать? – Лере стало интересно. – Покричать, наверное.

– Давай, покричи, – быстро предложила Ирина.

Несколько минут внутренней борьбы, несколько судорожных глотков воздуха, и крик вылился из Леры, как летний дождь из настоявшейся тучи. Лера как будто бы очутилась в другом мире, где не было ни Ирины, ни кабинета, в котором проходила консультация. Не было и самой Леры, вернее, Лера была другая… Маленькая, измученная долгой болезнью девочка. Неуютная, бедно обставленная комната. Тяжелая голова и ноющее тело. В комнате сумрачно. Через приоткрытую дверь на кухню со спины видна мама, хлопочущая у плиты. Как хочется, чтобы она подошла, погладила по голове, посмотрела в глаза, тихонечко сказала: «Выздоравливай, дочка!»

И правда, мама заходит в комнату. У девочки замерло сердце: «Сейчас, наконец, мама обнимет меня, скажет, как она меня любит. Ведь мне сейчас так тяжело, так плохо, наверное, я своей болезнью заслужила мамину любовь!»

Мама несет в комнату из кухни большую деревянную табуретку с облезшей краской. Табуретка синяя, но местами проглядывает ядовитая коричневая краска. Мама ставит табуретку у кровати и молча уходит. Девочке хочется крикнуть: «Мама, подожди, не уходи! Подойди ко мне! Ты мне так нужна сейчас!»

Но обессилевшие от болезни губы беззвучно шевелятся, и ни одно слово не срывается с них.

Вдруг мама возвращается. В ее руках большая тарелка с блинами. Целая стопка круглых ароматных аппетитных блинов. Мама ставит блины на табуретку и уходит. Девочка безмолвно умоляет: «Мама, хотя бы посмотри на меня!!!» Но за маминой спиной уже захлопнулась дверь…

Вдруг Лера услышала свой разбушевавшийся голос. Зачем она кричит? Мама уже не придет… никогда.

И тут же память напомнила ей ласкающий аромат тех давних блинчиков и их блаженный тающий вкус на языке. Ей стала тепло и уютно, как тогда в детстве.

Она замолчала. Глубоко вздохнула. Откинулась на спинку кресла и убрала сжимавшие плечи руки. Ее взгляд упал за окно. Ветер трепал ветви дерева, часть которых в лучах заходящего солнца искрились яркой зеленью, а часть вырисовывались серым силуэтом в тени.

– Скажешь что-нибудь? – спросила Ирина.

– Я не умею говорить о себе, – запинаясь, произнесла Лера. – Но я точно знаю, как любила меня моя мама. Она никогда не говорила об этом, никогда не смотрела на меня с лаской и нежностью, это не было принято в нашей семье. Но в каждом блинчике, который она мне испекла тогда, была только любовь…

Комментарий психолога

Лере удалось почувствовать любовь матери к себе только тогда, когда она смогла выразить переполнявшую ее ненависть через очищающий крик. Ненависть была адресована в первую очередь маме: «Почему ты не улыбаешься мне? Почему ты не смотришь на меня? Мне нужно твое внимание! Мне нужна твоя ласка!» Но у маленькой Леры в детстве существовал внутренний запрет: «Нельзя мешать маме и обращаться к ней со своими желаниями!», «Нельзя противопоставлять свои желания требованиям мамы!» Этот запрет сформировался из-за депрессивного поведения матери, которая была закрыта для маленькой дочки, не проявляла добрые и радостные чувства по отношению к ней.