Читать книгу "Проводник смерти - Андрей Воронин"

Глава 5

Усадив гостя на диван в комнате, Татьяна отправилась на кухню и первым делом поставила букет в высокую стеклянную вазу — подарок брата ко дню рождения.

Затем она набрала воды в старенькую медную джезву, купленную еще во времена студенчества в Киеве, и засыпала в нее две полных чайных ложки кофе, с грустью отметив, что кофе осталось совсем немного. В магазин выходить не хотелось — было страшновато. Наглая демонстрация силы, произведенная только что телефонным анонимом, не оставила ее равнодушной, и Татьяна терялась в догадках, пытаясь понять, чем она была вызвана. Меньше всего она ожидала столь быстрой реакции от проворовавшегося главврача, которому был посвящен их последний репортаж. Кроме того, журналистов обычно отстреливают до публикации, а не после. Скорее всего, причиной послужил материал, добытый Кареевым во время его последней отлучки. Видимо, это была настоящая бомба, которую заинтересованные лица пытались обезвредить прежде, чем она взорвется.

Обиднее всего было то, что Татьяна даже не подозревала, о чем может идти речь. Постепенно ее раздражение вполне логичным образом перекинулось с телефонного анонима и струсившего главного редактора на Кареева, который заварил эту кашу, даже не поставив ее в известность.

Это был странный тандем: она и Кареев. Они подружились еще на журфаке — именно подружились, никакой любовью там и не пахло. Среди газетчиков не принято работать парами, но они работали, ухитряясь не перебегать друг другу дорогу и ни разу не вспомнив о такой вещи, как авторское самолюбие. Как их только ни называли редакционные острословы! Они успели побывать и братьями Карасевыми, и сестрами Тареевыми, и даже супругами Карасеевыми. Время от времени грешивший карикатурами Яша Кунгель изображал их в виде дракона с двумя головами, одну из которых звали Карасиком, а другую, соответственно, Тарасиком. Главный редактор неоднократно пытался заставить их работать над разными темами, но всякий раз выяснялось, что вдвоем они работают лучше, чем порознь, и в конце концов шеф махнул на них рукой.

Теперь тандем, судя по всему, распался, и виной тому был вовсе не шеф, заочно уволивший Кареева, а сам Андрей, занявшийся каким-то расследованием втайне от Татьяны. Она понимала, что это было продиктовано скорее заботой о ее безопасности, нежели желанием присвоить сенсацию, но осторожность Андрея оказалась бесполезной: видимо, герои его очередного репортажа тоже не мыслили Кареева без Тарасовой и спешно принимали «превентивные меры».

Она вдруг испугалась: если она, даже в общих чертах не зная, чему посвящен очередной репортаж напарника, подверглась такому прессингу, то каково же сейчас самому Карееву? Жив ли он еще, или неизвестные герои его журналистского расследования посчитали, что увольнения из газеты недостаточно для того, чтобы замазать нахальному писаке рот? «Господи, подумала она, — что же он такое раскопал?»

Кофе зашипел и, пенясь, полился на плиту, погасив огонь. Татьяна встрепенулась и бросилась спасать то, что осталось. Осталось всего ничего как раз на одну порцию, которую по законам гостеприимства следовало отдать Вагину.

Татьяна перелила кофе в чашку, подавив очередную вспышку раздражения: она, оказывается, успела начисто забыть о своем некстати возникшем на горизонте воздыхателе. «Хотя, — подумала она, — это еще как посмотреть. Неизвестно, что было бы, если бы не он. Возможно, я сейчас сидела бы на заднем сиденье джипа с бледной физиономией и с ножом у ребер… и с чьей-нибудь волосатой лапищей на коленях. Что с того, что они хотели только попугать меня? Пугать тоже можно по-разному, не отказывая себе при этом в маленьких удовольствиях. Но все равно… Господи, как бы сделать, чтобы он поскорее ушел?»

Она поставила на небольшой плетеный поднос чашку с кофе, сахарницу и вазочку со слегка подсохшим печеньем и вернулась в комнату, невольно удивляясь тому, как тихо ведет себя обычно разговорчивый Вагин. Причина его молчания обнаружилась сразу: Вагин спал, запрокинув голову на спинку дивана и разбросав в разные стороны ноги в поношенных кроссовках. На журнальном столике перед ним поблескивала хромированными боками плоская, изогнутая по форме бедра полулитровая металлическая фляга. Когда Татьяна вошла в комнату, Вагин пошлепал губами и вдруг раскатисто захрапел. Похоже было на то, что, собираясь в гости, он порядочно нагрузился, да и здесь не терял времени даром.

Татьяна поставила поднос на стол, подвинув флягу.

Фляга легко поехала по гладкой поверхности стола и чуть не опрокинулась. Судя по всему, она была пуста.

Татьяна остановилась в нерешительности, не зная, что предпринять. Будить пьяного ей не хотелось, но еще меньше хотелось оставлять его здесь на ночь. Можно было, конечно, запереть спящего Вагина в квартире и отправиться ночевать к брату, тем более, что тот, уезжая в Тверь, оставил ей ключи от своего холостяцкого логова. «Кстати, — подумала она, — в его берлоге давно пора навести порядок. Может быть, так и поступим? А этот Ромео проспится, и наутро с ним будет гораздо легче разговаривать.»

Татьяна вздохнула и покачала головой: это решение никуда не годилось Даже если не принимать во внимание существование напугавшего ее несколько минут назад джипа, она все равно не могла позволить первому попавшемуся пьяному мужчине выжить ее из собственного дома. С какой это радости, спрашивается, она должна на ночь глядя ехать через пол-Москвы, да еще после такого веселенького дня? А вдруг Вагин проснется посреди ночи и уйдет, оставив дверь незапертой? Конечно, брать у нее, по большому счету, нечего, но воры теперь ничем не гнушаются…

Остатки теплых чувств, которые она еще питала к Вагину, окончательно улетучились, пока она стояла над распростертым на диване телом, издававшим острый запах коньяка и заливистый храп.

Татьяна склонилась над Вагиным, взяла его двумя пальцами за рукав и нерешительно подергала.

— Витя, — позвала она, — Виктор, проснись.

Вагин всхрапнул громче прежнего и вдруг задышал ровно и тихо, даже не подумав проснуться. Татьяна закусила губу и нахмурилась: в свои двадцать восемь лет она так и не приобрела опыта общения с пьяными, о чем до сегодняшнего дня ни разу не жалела. В мозгу ее молнией промелькнула дикая мысль о том, что сегодня ей как-то вдруг пришлось пожалеть об очень многих вещах: о выборе профессии, друзей, о том, что сама пригласила Вагина в квартиру и даже о том, что понятия не имеет, как выпроводить из дома пьяного гостя.

Чашка с горячим кофе неуместно курилась паром на журнальном столике. Над вазочкой с печеньем, сужая круги, заходила на посадку муха. Муха басовито и очень самоуверенно жужжала, и эта наглая тварь, наверняка исходившая своими мохнатыми кривыми лапками не одну помойку, окончательно взбесила Татьяну.

Весь этот безумный день, в течение которого мир, казалось, только и делал, что пинал ее ногами, вдруг разом навалился на нее. Напряжение сделалось невыносимым, и Татьяна, широко размахнувшись, влепила Вагину звонкую пощечину.

— Да проснись же ты, скотина! — закричала она, едва не сорвав голос.