Читать книгу "Загубленная жизнь Евы Браун - Анжела Ламберт"

Алоису исполнился шестьдесят один год, до отставки оставалось совсем недолго. В ноябре 1898 года он перевез семью в деревушку Леондинг неподалеку от Линца, сонного провинциального городка с населением не больше шестидесяти тысяч. На тот момент Адольфу было девять лет, но всю оставшуюся жизнь он считал Линц своим родным городом. В том же году ему пришлось оставить управляемую бенедиктинцами начальную школу при монастыре Ламбаха, где учеба давалась ему легко, и перейти в более строгую Realschule (среднюю школу, ориентированную больше на ремесла, чем на классические предметы) в Линце. Там ему не нравилось. Он плохо себя вел, учителя его не любили, и оценки ухудшались. Как и отношения с отцом.

У маленького Адольфа вызывало отвращение хамское поведение Алоиса и его чрезмерное потребление пищи и алкоголя, хотя для большинства баварцев сие означало не более чем общительный характер и здоровый аппетит. Его собственные вкусы были крайне непритязательны. Кажется, с детства и до конца дней его единственной слабостью были пирожные с жирным кремом. Став впоследствии вегетарианцем, он редко пил спиртное и никогда не курил; никогда не плавал и не танцевал. И уж конечно, никогда не принимал участия в «чисто мужских» вульгарных пирушках и попойках, как его отец. Надо полагать, семья облегченно вздохнула, когда Алоис внезапно скончался от сердечного приступа на местном постоялом дворе в 1903 году, в возрасте шестидесяти пяти лет. Адольфу на тот момент было четырнадцать, а его единственной выжившей родной сестре, недоразвитой Пауле, — семь. В сентябре того же года его сводная сестра Ангела вышла замуж за Лео Раубаля (тоже таможенного чиновника) и покинула дом. Оставшиеся члены семьи — Клара с двумя детьми и ее сестра Иоганна Пёльцль, злобная горбунья, унаследовавшая небольшое состояние, — настроились на спокойную жизнь, обеспеченную щедрой государственной пенсией Алоиса.

В июне 1905 года Клара продала дом в Леондинге и, при финансовой помощи Иоганны, переехала в небольшую квартирку в центре Линца. Еще некоторое время Адольф продолжал учиться, но не более усердно, чем раньше. Он был очень умный мальчик — с этим соглашались все учителя, — но высокомерный и апатичный. Он ленился приложить усилия или сосредоточиться, считая, что и так все знает. Не то чтобы его отвлекали всплески подростковой сексуальности. Его бывший одноклассник утверждает: «Исключено. Адольф никогда не интересовался девочками». Он проучился год в средней школе (из бенедиктинской его, по-видимому, выгнали) и в шестнадцать лет, в сентябре 1905 года, завершил образование с неудовлетворительными оценками и без диплома. И невозмутимо принялся транжирить отцовское наследство — сколько удавалось выпросить у матери, потому что свою долю он получить не мог до двадцати четырех лет, то есть до 1913 года. Его расточительство, вероятно, являлось как актом злобной мести, так и первой из многочисленных попыток скрыть свое мелкобуржуазное происхождение. Тощий подросток разгуливал по улицам Линца в отделанном шелком пальто и черных лайковых перчатках, помахивая тросточкой с набалдашником из слоновой кости. Не трудясь и не зарабатывая денег, он каждый вечер ходил в оперу, одевался как парижский франт и всячески потворствовал своей новообретенной страсти к Вагнеру. Он выглядел, должно быть, нелепо, но был исполнен решимости испытать себя в облике художника и эстета вне классовой принадлежности.

Вскоре провинциальный Линц сделался для него слишком тесен. Он поехал в Вену, принялся посещать ее театры и картинные галереи, набрасывать эскизы, читать взапой. Он был чудак, одиночка, жил в воображаемом мире. Сумрачный и застенчивый юноша с мертвенно-бледным лицом и лоснящимися черными волосами шарахался от женщин. Еще в детстве Гитлер не любил девочек и избегал их, а в юности проститутки наводили на него почти патологический ужас. Став старше, он возвел хитроумные барьеры против физической близости с какой бы то ни было женщиной. Отчасти это могло объясняться тем, что он имел одно неопустившееся яичко, и хотя это не влияет на потенцию, стеснялся раздеваться перед женщиной, не будучи как минимум уверен, что она его не высмеет. Воздержание, кроме того, отражало его убеждение, что секс является примитивным инстинктом, необходимым только для зачатия потомства, в противном случае — это постыдный плотский грех, с которым надлежит бороться по мере сил.

В январе 1907 года Адольф узнал, что у его матери Клары рак груди и она ложится на операцию. Он вернулся из Вены домой. Но, не сразу осознав, что она действительно смертельно больна, снова покинул Линц в сентябре, чтобы сдать вступительные экзамены в венскую Академию изобразительных искусств. На которых провалился, так как не имел способностей к рисованию. Директор по доброте душевной посоветовал ему подумать об изучении архитектуры, хотя места предложить не мог. Гитлер тут же вообразил, будто ему суждено стать великим архитектором — и лелеял эту мечту всю оставшуюся жизнь. Он был настолько погружен в себя, что, только когда его мать перестала вставать с постели, понял, как близок ее конец. Адольф помчался обратно в Линц и в последние недели нежно заботился о матери. Доктор Блох, лечивший ее еврейский врач, говорил, что «никогда еще не видел такой глубокой сыновней привязанности и такого искреннего горя». Адольфу было восемнадцать. С того дня и до самой смерти он носил фотографию матери в нагрудном кармане.

Четвертого июня 1908 года, спустя шесть месяцев после смерти мачехи, сводная сестра Адольфа Ангела Раубаль родила второго ребенка, дочку, которую назвала Ангела Мария. Через два года, в 1910-м, ее муж Лео умер, оставив двадцатисемилетнюю вдову с тремя детьми и умственно отсталой сестрой Гитлера Паулой в придачу. На содержание семьи из пяти человек у фрау Раубаль было только ее вдовье пособие да маленькое наследство от отца, и ее дети проводили свои ранние годы в нищете. Адольф, прожигавший жизнь в Вене, не предлагал помощи и отказывался разделять ответственность за Паулу.

В 1908 году девятнадцатилетний Гитлер был сиротой без специальности, без работы, без связей — парией в буржуазном обществе. Его снедали злость и уныние, его руки и карманы были пусты, зато ум полон непомерных амбиций и грандиозных идей. Он был уверен в своем таланте, а может быть, даже и гении, который позволит ему стать художником или архитектором. Через несколько лет, сильно приукрасив этот венский период, он напишет своему духовному наставнику Дитриху Эккарту: «Я изучал историю искусства, цивилизаций и архитектуры, насколько позволяли мои средства, а также интересовался вопросами политики. Хотя я родом из абсолютно космополитической семьи, школа суровой реальности меньше чем за год превратила меня в антисемита». Абсолютно космополитическая семья?.. Эккарт был оголтелым антисемитом, и Адольф, видимо, таким образом заискивал перед новым влиятельным другом, поскольку в Вене он, похоже, как раз общался с евреями. Его фанатичный расизм развивался постепенно, не один год, зато в самой отвратительной, бесчеловечной форме. Годы, проведенные в Вене, только заложили основу, заронили в его душу семена патологической ненависти к людям, культуре, влиянию и богатству которых он втайне завидовал, — евреям.

Единственным близким другом Гитлера в те дни был Август (Густль) Кубицек, тоже из Линца. Кубицек вспоминал много лет спустя: «Книги составляли весь его мир… Он читал взапой и благодаря своей уникальной памяти набрал гораздо больший багаж знаний, чем обычно бывает у двадцатилетних. Но никогда не обсуждал прочитанного». Молодые люди одно время жили вместе, и Кубицек заявил: «…в отличие от многих подростков [Гитлер] не ублажал себя постоянной мастурбацией… Он придерживался тех суровых правил, которые установил как для себя, так и для будущего государства». Их мюнхенский домовладелец Йозеф Попп умудрялся присматривать за своими жильцами, хотя Адольф Гитлер и пользовался отдельным входом. Он говорил, что Гитлер ни разу не привел девушку к себе в комнату и не водил знакомств с женщинами, с которыми мог бы вступить в интимные отношения. Немецкий историк Вернер Мазер беседовал с бывшим домовладельцем в 1966 году и сообщил потом: «Ни господин Попп, ни его супруга не могли вспомнить, чтобы Гитлер когда-либо появлялся в обществе женщины или упоминал о какой-нибудь своей подружке».