Читать книгу "Пустой мир. Кровь и честь - Кирилл Тимченко"

– Дело пахнет порохом, – заметил корсар, глядя на вытаращившего глаза Респира, – помяните мои слова.

– Граф! – уже громче, чтобы перебить вопли Респира, обратился граф Фларский к Гористару, – уймите своего друга, пока наш хозяин не решил выпроводить его!

– Да кто ты такой! – теперь Респир, подавившись очередным посылом к своей чистой любви к Изабелле от того, что его кто-то посмел прервать, впервые обратил на графа внимание, – ты из той же шайки, сговорившейся, чтобы отнять у меня любовь всей жизни! Неужели можно представить себе, что такую любовь разрушит расстояние!

– Она не желает тебя видеть, Респир, – отрезал Эдвард, не желая больше молчать, – и в этом я с ней полностью согласен. И уж тем более она никогда не любила тебя! Перестань орать как пьяный на площади, и попытайся хоть что-то сохранить от своей чести, которую и так уже почти всю растерял! – эфес шпаги приятно охлаждал ладонь, напоминая о данном обещании.

К этому моменту вокруг собралась уже значительных размеров толпа гостей. В Тристанском замке была великолепная акустика, так что вопли Респира слышали буквально все приглашенные, теперь поторопившиеся увидеть причину такого шума. Герцог Росский был тем самым гвоздем программы, какой многие желали увидеть, надеясь на незабываемое зрелище, его безумные его чувства к дочери Карийского рода, какие сам никогда не скрывал, были даже более интересной темой для разговоров и сплетен, чем любовь самого тристанского барона. В действительности, мало кто хотел расстройства помолки Эдварда с Изабеллой, поскольку это один из немногих браков в Рейсвальде, заключенный по любви, а не только по одному расчету, что уже само по себе редкость в политических событиях королевства.

– А ты самый главный из всех злодеев! – герцог Росский, наверное, кинулся бы на Эдварда, если бы Гористар не успел схватить его за плечо, – как ты вообще только можешь думать, будто такая чистая девушка, как Изабелла, может отдать свое сердце такому деспоту, как ты! Она ненавидит тебя! Она писала мне, как ненавидит тебя!

– Писала? – изумленно выгнув бровь, переспросил Северед, увидев, что барон Карийский тоже подошел к ним, – мне казалось, он ее только издалека видел.

– Ну, ему может казаться, что и писала, – пожал плечами барон, исподлобья глядя на Респира, говорившего о его дочери, – не знаю, правда, кто. От моей Изабеллы ему никогда и строки не было написано, могу поклясться своей честью.

– Приведите ее сюда немедленно! Покажите ее мне, я хочу видеть, что вы с ней сделали! – почти завизжал Респир, вырвавшись от своего дяди, попытавшегося его удержать за локоть, – я никуда не уйду, пока не увижу ее! Где моя Изабелла?

– Барон, держите себя в рамках, – теперь уже пришла очередь хватать за руки Эдварда, порывавшего выхватить шпагу и проткнуть Респира на глазах у всех. Его терпение не было безграничным, тем более, после таких прямых оскорблений в его адрес при гостях еще и в его же доме. Он почти успел выдернуть шпагу из ножен, но капитан корсаров поймал его за руку в последний момент, удержав от столь необдуманного поступка.

– Этим днем будет объявлено о помолвке моей дочери и барона Тристанского, – вмешался, Рокфор, пытаясь обратиться к рассудку этого человека, – так что прошу вас, перестаньте доставлять всем неудобства своими бессмысленными претензиями!

– Помолвка? – Респир только сейчас разобрал это слово и сразу побледнел.

– Вообще, его даже жалко, – негромко добавил Северед, занятый только тем, что продолжал удерживать Эдварда от необдуманных действий, – он ведь действительно любит ее. Причем настолько сильно и без оглядки, что теряет рамки реальности. Такое чувство достойно уважения.

– Он достоин только того, чтобы я проткнул ему сердце, – прошипел Эдвард сквозь зубы, снова попытавшись вырваться, но у корсара была действительно железная хватка, – и только дайте мне возможность, как немедленно это сделаю. Небесами клянусь, я на нем живого места не оставлю, если он еще раз скажет ее имя, – в этот момент тристанскому барону было плевать абсолютно на все, начиная от правил этикета и заканчивая мнением своих гостей.

– Думаю, вам не пойдет на пользу затевать драку в таком месте, – так же негромко заметил корсар, – здесь все же не корабельная кают-компания. Да и там бы это смотрелось, по меньшей мере, безрассудно.

– Вы желали меня видеть, герцог Росский? – Изабелла, вместе со своими фрейлинами и в сопровождении нескольких подруг, вышла к нему, пройдя сквозь расступившихся гостей. Сейчас в ней не было и капли прежней теплоты и веселости, она была столь же холодной, как лед на пустых камнях, сколь же и прекрасной, как бритвенной остроты лезвие клинка. Ее появление остудило все стороны спора, заставив всех замереть в удивлении, только наблюдая за столь сильно изменившейся дочерью Карийского Дома.

– Я вас слушаю, герцог, что вы хотели мне сказать? – в своем серебристом платье она действительно напоминала клинок, разговаривала таким спокойным, но твердым тоном, что даже этот псих немного остыл. Увидев наяву и так близко человека, про которого столько мечтал, впервые растерялся, даже не зная, как реагировать на такую холодность. В его грезах, в болезненном воображении, такой Изабеллы попросту не существовало. Она должна была броситься ему на шею, целовать и кричать, как его любит, но точно не разговаривать таким ледяным тоном.

– Изабелла, любовь моя, – Респир протянул к ней руку, но она отшатнулась, не дав и коснуться себя, – что они с тобой сделали? Почему ты так холодна? Я пришел забрать тебя отсюда. Мы будем вместе, как в наших мечтах…

– Я не желаю вас видеть граф, – так же спокойно ответила Изабелла, пронзив его ледяным взглядом, – никогда не хотела и не хочу быть с вами. Я вас никогда не любила, а сегодняшним днем будет объявлено о моей помолвке с бароном Тристанским, так что прошу вас впредь не беспокоить меня. Если вы действительно любите меня, оставьте свои мечты и не мешайте мне быть счастливой, – с этими словами девица Карийского рода развернулась и снова скрылась среди гостей вместе со своей свитой.

Респир, окончательно сраженный фактом явления своей любви воочию, даже не нашелся, что сказать, бессильно открывая и закрывая рот в попытке хоть что-то из себя выдавить. Та Изабелла, что на самом деле существовала, вдребезги разбивала все его мечты, не оставляя никакой надежды.

– Но ты же любишь меня, – прошептал он вслед. И эта фраза словно вернула его к жизни, – ты же любишь меня! Ты любишь меня! Любишь! – Респир попытался следом за ней броситься в толпу гостей, но охрана, по сигналу Эдварда, схватила его, не дав и шага сделать. Герцог окончательно утратил всякое самообладание, вырываясь и лягаясь, продолжая что-то выкрикивать вслед Изабелле. Охранники, схватившись за руки, не давали ему броситься следом в толпу, удерживая на месте, но в то же время, помня, что перед ними дворянин, старались не применять грубую силу.

Эдвард уже не смотрел на него, вместо этого глядя на барона Гористара, стоявшего в самой расслабленной позе. Кажется, все происходящее не только не трогало его, но даже забавляло, и лишь легкая улыбка блуждала у него на губах, вместе с самым задумчивым выражением лица. Сейчас этот человек больше всего походил на шахматиста, сделавшего удачный ход и ожидающего реакцию соперника.