Читать книгу "Черчилль без лжи. За что его ненавидят - Борис Бейли"

22 июня 1941 года, когда Гитлер уже напал на Советский Союз, Черчилль выступил с речью, где заявил о своей поддержке Москвы. Однако заметил при этом: «Нацистский режим неотличим от худших черт коммунизма. Он лишен каких-либо принципов и основ, кроме ненавистного аппетита к расовому доминированию. Он изощрен во всех формах человеческой злобы, в эффективной жестокости и свирепой агрессии. За последние 25 лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. Я не возьму обратно ни одного слова, которое я сказал о нем. Но все бледнеет перед развертывающимся сейчас зрелищем. Прошлое, с его преступлениями, безумствами и трагедиями, отступает. Я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времен. Я вижу их охраняющими свои дома; их матери и жены молятся – о, да – потому что в такое время все молятся о сохранении своих любимых, о возвращении кормильца, покровителя и защитника… У нас лишь одна-единственная неизменная цель. Мы полны решимости уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима. Ничто не сможет отвратить нас от этого, ничто. Мы никогда не станем договариваться, мы никогда не вступим в переговоры с Гитлером или с кем-либо из его шайки. Мы будем сражаться с ним на суше, мы будем сражаться с ним на море, мы будем сражаться с ним в воздухе, пока с Божьей помощью не избавим землю от самой тени его и не освободим народы от его ига.

Любой человек или государство, которые борются против нацизма, получат нашу помощь. Любой человек или государство, которые идут с Гитлером, – наши враги… Поэтому опасность, угрожающая России, – это опасность, грозящая нам и Соединенным Штатам, точно так же, как дело каждого русского, сражающегося за свой очаг и дом, – это дело свободных людей и свободных народов во всех уголках земного шара». Черчилль от имени правительства обещал оказать «России и русскому народу всю помощь, какую только возможно».

Перед этой речью он сказал своему секретарю Джону Колвиллу: «У меня лишь одна цель – уничтожить Гитлера, и это сильно упрощает мою жизнь. Если бы Гитлер вторгся в ад, я по меньшей мере благожелательно отозвался бы о Сатане в Палате общин».

В мемуарах Черчилль писал: «Сейчас нам предстоит вскрыть ошибочность и тщетность хладнокровных расчетов советского правительства и колоссальной коммунистической машины и их поразительное незнание собственного положения. Они проявили полное безразличие к участи западных держав, хотя это означало уничтожение того самого второго фронта, открытия которого им суждено было вскоре требовать. Они, казалось, и не подозревали, что Гитлер уже более шести месяцев назад принял решение уничтожить их. Если же их разведка поставила их в известность о переброске на Восток огромных германских сил, усиливавшейся с каждым днем, то они упустили многие необходимые шаги, которые следовало предпринять при этих обстоятельствах…

Война – это по преимуществу список ошибок, но история вряд ли знает ошибку, равную той, которую допустили Сталин и коммунистические вожди, когда они отбросили все возможности на Балканах и лениво выжидали надвигавшегося на Россию нападения или были неспособны понять, что их ждет. До тех пор мы считали их расчетливыми эгоистами. В этот период они оказались к тому же простаками. Сила, масса, мужество и выносливость матушки-России еще должны были быть брошены на весы. Но если брать за критерий стратегию, политику, прозорливость и компетентность, то Сталин и его комиссары показали себя в тот момент Второй мировой войны совершенно недальновидными».

Черчилль так и не узнал, что Сталин сам готовил нападение на Германию, причем 11 марта 1941 года был установлен предварительный срок начала будущего наступления – 12 июня. Однако Красная Армия не успела сосредоточить необходимые силы и средства, и вторжение было перенесено на июль, так что Гитлер успел ударить первым.

Ситуация на советско-германском фронте в августе 1941 года была неблагоприятна для Красной Армии. 19-го числа Сталин писал командующему Резервным фронтом Жукову: «Ваши соображения насчет вероятного продвижения немцев в сторону Чернигов – Конотоп – Прилуки считаю правильными. Продвижение немцев в эту сторону будет означать обход нашей Киевской группы с восточного берега Днепра и окружение нашей 3-й и нашей 21-й армий. Как известно, одна колонна противника уже пересекла Унечу и вышла на Стародуб. В предвидении такого нежелательного казуса и для его предупреждения создан Брянский фронт во главе с Еременко. Принимаются другие меры, о которых сообщу особо. Надеемся пресечь продвижение немцев».

Однако принимаемые меры не принесли результатов, и немцы все явственнее замыкали кольцо вокруг Киева. Сталин предчувствовал катастрофу. И всю надежду возлагал на скорейшее, чуть ли не в одночасье, открытие Англией Второго фронта на Западе.

28 августа 1941 года советский посол в Лондоне И.М. Майский с грифом «строго секретно» и с пометкой «немедленно» прислал запись своей беседы с британским министром иностранных дел Энтони Иденом. На следующий день ее расшифрованный текст был на столе у Сталина. Майский сообщал: «Вчера (26 августа. – Б. Б.), закончив вопросы, связанные с Ираном, я имел серьезный разговор с Иденом по вопросу о британской помощи СССР. Произошло это так, что Иден в общей форме спросил меня, каковы сейчас настроения в нашей стране. Я воспользовался случаем и, заявив, что говорю только от своего собственного имени, сказал ему примерно следующее.

Судя по целому ряду доходящих до меня сведений и симптомов, в очень широких кругах советского населения все больше возрастают чувства недоумения и разочарования в связи с позицией Англии. В самом деле, как создавшаяся ситуация должна представляться глазам советского человека? В течение 10 недель СССР ведет тягчайшую борьбу против обрушившейся на него, и только на него, германской военной машины, самой могущественной военной машины, какую видел мир. Наша армия и наш народ храбро дерутся и будут драться против сильного и жестокого врага, но потери наши велики: 700 тыс. человек, 5,5 тыс. танков, 4,5 тыс. самолетов, 7,5 тыс. орудий, а сверх того большое количество территорий, причем часть из них весьма ценных и важных с экономической и военной точек зрения. В течение всего этого времени, когда СССР напрягал и продолжает напрягать свои силы в труднейшей битве своей истории – что делала Англия?»

Неизвестно, из какого источника посол взял цифры советских потерь. Не исключено, что просто выдумал. Возможно, что именно у Майского Сталин позаимствовал цифру людских потерь. В речи, произнесенной на торжественном заседании 6 ноября 1941 года, Верховный Главнокомандующий утверждал, что за 4 месяца Красная Армия потеряла убитыми и пропавшими без вести 728 тыс. человек. Правда, о потерях в технике Иосиф Виссарионович предпочел вообще ничего не говорить. Ивану Михайловичу же приходилось добиваться от англичан поставок танков и самолетов, и он назвал потери повнушительнее, не зная, что истинная их величина гораздо выше. Только пленными к началу сентября 1941 года советские войска потеряли не менее 1.5 млн человек. К концу 1941 года Красная Армия, по официальным данным, безвозвратно потеряла 20.5 тыс. танков и 17,9 тыс. боевых самолетов, причем к сентябрю было потеряно не меньше половины от этого числа. Существует и более высокая немецкая оценка потерь советских самолетов в первые два месяца войны – 20 тыс. боевых машин.