Читать книгу "Зимняя ведьма - Пола Брекстон"

Принц фыркает, ускоряя темп, – мы въезжаем на крутой холм. Делаем два поворота и видим впереди белое здание часовни. Краска на ней совсем свежая. Рядом растут две молодые сосны. На кладбище ни одного надгробия. Вблизи от часовни протекает узкий ручей, через который перекинут пешеходный мостик, по которому можно попасть внутрь. Часовня выглядит восхитительно – окруженная холмами, с витражными окнами, переливающимися в солнечном свете. Возле нее уже собралось множество прихожан – кто-то приехал на повозке, кто-то на лошади, а кто-то и вовсе пришел пешком. Внутренности сводит судорогой от смущения. К моему удивлению, Кай берет мою ладонь в свою.

– Будь смелой, моя дикарка, – говорит он, и внезапно я чувствую себя сильнее. Сильнее благодаря ему. Это открытие меня удивляет, но прежде чем я успеваю толком о нем подумать, мы подъезжаем к часовне. Служка бежит вперед, чтобы привязать нашего коня.

Спрыгнув с повозки, я беру Кая под руку. Вместе мы рассматриваем толпу. Я вижу миссис Кадуаладр и ее дочерей, одетых удивительно аскетично – ни единой ленты на корсажах. Они замечают нас, как и все остальные, желающие познакомиться и пожать мне руку. Я слышу десятки имен, которые тут же забываю, и я благодарна, что мне не нужно ни одно из них запоминать. Так как никто не ждет от меня ответа, я делаю вывод: слухи о моей немоте распространились, но никто об этом не говорит. Кай расценивает это как проявление уважения, и я замечаю – его рука постепенно расслабляется.

Раздается громогласное приветствие, и Кай наклоняется ко мне поближе.

– Смотри. Это преподобный Кадуаладр, – говорит он.

Я вижу полного мужчину с красным лицом, одетого в плотные, согласно традиции, одежды проповедника – длинную черную рубаху и брюки. Белый воротничок, по-видимому, состоит из сплошного крахмала. Преподобный едва ли выше, чем его столь же упитанная жена, но недостаток в росте он компенсирует звучностью своего голоса. Я нахожусь от него на довольно большом расстоянии, но, как и все остальные, отчетливо слышу каждое слово, которое он произносит. Наверное, Кадуаладр думает, что иначе Бог не услышит его? Он ищет в толпе незнакомые лица и тут замечает меня.

– Ах-ха! – кричит он, в результате чего пожилая дама, стоящая рядом с ним, отступает назад. – Кай Дженкинс и его жена. Добро пожаловать! Добро пожаловать, дитя мое. Ну же, дайте взглянуть на вас.

Преподобный протягивает ко мне руки, и толпа расступается, словно Красное море перед Моисеем.

– Ах, невинность и чистота юности. Вы пришли в правильное место. Мы всем рады в Сор-и-Минидд, и больше всех – новой хозяйке Финнон-Лас.

Он кладет руку мне на голову, словно благословляя меня. Если он ждет, что я упаду в обморок от оказанной чести, то сильно ошибается. За всю свою жизнь я не поддалась ни одному из церковников, желавших обратить меня в свою веру. Но преподобный Кадуаладр – другой. Есть в нем нечто странное. Что-то зловещее. Мне хочется вырваться из его рук и убежать, но я знаю: все на меня смотрят, и Кай рассчитывает на мою покорность. Я с трудом выдавливаю из себя что-то, что, я надеюсь, хотя бы отдаленно напоминает скромную и благодарную улыбку. И испытываю огромное облегчение, когда он отпускает меня.

– Превосходно! Превосходно! – восклицает преподобный Кадуаладр. На мгновение он замолкает, но даже его молчание кажется громогласным. Мне представляется, что преподобный даже смотрит на меня громко. Именно в эти несколько секунд, когда его взгляд проникает внутрь меня, я понимаю: мне неловко. Но я выбрасываю мысль об этом из головы. Подумаешь, всего лишь еще один воинственно настроенный христианин. Встречала я таких, и никому из них не понравилась. Что бы он там ни сказал и каким бы радушным ни был его прием, уверена, преподобный ничем не отличается от своей паствы.

Словно сквозь стадо овец, блеющих и расталкивающих друг друга, мы с мужем пробираемся в часовню. Кай ведет меня к своей скамье. Она в дальней части зала, но в первом ряду. Таково его положение в обществе. Внутри часовня выглядит не совсем привычно: ряды скамей расположены вдоль зала, а не поперек него, и между ними нет никакого прохода. Между высокими окнами разместился клирос, а на нем – крепко сбитый аналой. Сзади, там, где будет стоять проповедник, находится широкая деревянная доска с надписью: «Господу нашему хвала!» и датой закладки часовни. Внутреннее убранство церкви поражает своей простотой и удобством. Единственное, что выдает в этом месте богатый приход, – высокий потолок, который, не будучи достаточно высоким для того, чтобы разместить здесь орган, сможет усилить и возвеличить голоса прихожан, когда они станут петь псалмы.

Заняв место, я неожиданно начинаю дрожать мелкой дрожью, словно вокруг меня вдруг пронесся ледяной вихрь. Мне непонятно, отчего так происходит, поэтому приходится списать это на нежелание находиться в одном помещении с таким огромным количеством людей. Или на мою нелюбовь к проповедникам.

Но тут я замечаю, как в часовню входит Изольда Боуэн. Паства приветствует ее с заискивающим наслаждением. Как легко положение в обществе, богатство и красота могут вскружить людям голову. На мгновение прихожане позволяют себе подумать о мирском. Кай, который уже снял шляпу, приветствует Изольду поклоном. Она отвечает ему улыбкой, а мне – взмахом своей белоснежной перчатки. На ней простое платье, но оно выглядит весьма изысканно, и даже я могу понять, что обошлось оно ей в целое состояние. Ясно, что Изольде не приходится просить экономку сшить для нее платье. Такие утонченные вещи можно раздобыть лишь в Лондоне.

Изольда садится на другой конец самой первой скамьи. Сам преподобный подходит к ней, чтобы поговорить, совершенно очевидно, он ею очарован столь же сильно, сколь и остальные. Действительно, после короткого обмена репликами Кадуаладр выглядит оживленным, он почти возбужден. Интересно, что же она такого ему сказала? Когда все рассаживаются, проповедник поднимается на клирос – теперь он может смотреть сверху вниз даже на самых высоких своих прихожан. Дверь остается открытой, так что те, кому места внутри не хватило, могут слушать проповедь с улицы.

– Братья и сестры! Братья и сестры! – начинает Кадуаладр, и его слова, отражаясь от белых каменных стен, проникают в головы паствы. Я слышала о таких людях, как этот преподобный. Их еще называют «увещеватели». Где бы такой человек ни оказался, он с пылом и восторгом будет прославлять Господа.

– Вы пришли сюда сегодня, чтобы хвалить нашего Господа, поклоняться Ему, показать себя верными христианами, достойными Его любви. Итак, я спрашиваю, кто из вас этим утром успел возблагодарить Господа?

Паства отвечает проповеднику нервным молчанием.

– Ответьте мне, мои благочестивые братья и сестры, кто из вас открыл свое сердце и поднял глаза к небу этим утром и возблагодарил Господа? – усердствует Кадуаладр.

Но никакого ответа не следует. Слышен лишь шорох хлопковой ткани на деревянных скамьях.

– Что? Не ослышался ли я? Вы говорите мне, что ни один из вас, благочестивые люди, ни один, не подумал поблагодарить Господа нашего в этот день за все блага Его? Вы хотите сказать, что вышли из теплого дома, оделись в чистую одежду и натянули сухие сапоги, проделали весь этот путь сюда под безоблачным небом, через цветущие поля и богатые пастбища, поздоровались с добрыми, столь же благочестивыми друзьями и соседями своими, но ни один из вас не подумал возблагодарить Господа за все эти дары? За все, что Он так щедро нам даровал?