Читать книгу "Вечера с мистером Муллинером - Пелам Вудхаус"

УЭБСТЕР. Так?

ПЕРСИ. Так. Ну-ка подойди, и я откушу, что у тебя осталось от уха.

УЭБСТЕР. Так? Ты, значит, откусишь, а еще кто?

ПЕРСИ. Иди-иди сюда. Я тебе покажу.

УЭБСТЕР (жарко покраснев). Покажешь? Ты? Ну и нахал! Ну и наглец! Да я до завтрака съедал котов почище тебя! (Обращаясь к Ланселоту.) Подержи-ка мой пиджак и посторонись. А ну!

Затем раздалось шипение, и Уэбстер двинулся вперед в полном боевом порядке. Секунду спустя с подоконника в комнату скатился мохнатый клубок, напоминавший семнадцать кошек, сплетенных в тесном объятии.

Кошачий бой принципиального значения – всегда впечатляющее зрелище, но, по словам Ланселота, хотя это обещало стать ярким и захватывающим, его внимание было приковано не к перипетиям боя, а к епископу Бонго-Бонго.

В первые мгновения схватки черты прелата не выдавали никаких чувств, кроме сокрушенной тревоги и скорби. «Как упал ты с неба, денница, сын зари», – словно говорил он вместе с пророком Исайей, глядя, как его в былом непорочный любимец отбивает атаки Перси при помощи чего-то вроде шестнадцати одновременно действующих лап. Затем, внезапно, его лицо озарила страстная гордость за боевой талант Уэбстера, а также спортивный азарт, который так легко загорается во всех нас. Багрово покраснев, излучая фанатичный энтузиазм болельщика, он кружил вокруг бойцов, подбодряя своего словами и жестами:

– Отлично! Превосходно! Хороший удар, Уэбстер!

– Хук левой, Уэбстер! – вскричал Ланселот.

– Именно! – пробасил епископ.

– Врежь по сопелке, Уэбстер!

– Именно по ней! – согласился епископ. – Этот термин для меня нов, но я полностью одобряю его выразительность и энергичность. Всеконечно, врежь ему по сопелке, мой дорогой Уэбстер!

Именно в эту секунду в комнату торопливо вошла леди Уиддрингтон, привлеченная шумом поединка. И как раз успела увидеть, как Перси наткнулся на свинг правой и взлетел на подоконник, по пятам преследуемый своим противником. До Перси мало-помалу дошло, что, ввязавшись в этот бой, он срубил дерево не по плечу и сильно вляпался. Теперь он хотел одного: сбежать. Но Уэбстер не посчитался с выброшенным полотенцем, и доносящиеся снаружи вопли свидетельствовали, что бой возобновился на газоне.

Леди Уиддрингтон застыла в ужасе. При виде того, как ее любимец бесповоротно сдал позиции, она забыла о своих матримониальных планах. И перестала быть хладнокровной целеустремленной женщиной, намеревавшейся доставить епископа к алтарю, даже если бы пришлось пустить в ход хлороформ. Теперь она была возмущенной котолюбительницей и повернулась к своему гостю, сверкая глазами.

– Что, – вопросила она грозно, – это означает?

Епископ все еще пребывал под воздействием недавнего возбуждения.

– Ваш мерзкий котище сам напросился, вот Уэбстер его и отделал!

– И еще как! – поддержал Ланселот. – Этот тычок в нос левой!

– А молниеносный апперкот правой?! – воскликнул епископ.

– Ни один кот в Лондоне против него не устоит.

– В Лондоне? – сказал епископ с горячностью. – Во всей Англии! О, несравненный Уэбстер!

Леди Уиддрингтон гневно топнула ногой:

– Я требую, чтобы вы уничтожили этого кота!

– Какого кота?

– Вот этого, – ответила леди Уиддрингтон, указывая на подоконник.

Там стоял Уэбстер. Он чуть запыхался, а его ухо было потрепано даже еще больше, но на морде играла торжествующая улыбка победителя. Он поворачивал голову туда-сюда, словно выглядывая микрофон, чтобы сказать своим жадно внимающим поклонникам два-три скромных слова.

– Я требую, чтобы это бешеное животное было уничтожено! – сказала леди Уиддрингтон.

Епископ ответил ей невозмутимым взглядом.

– Сударыня, – сказал он, – я не намерен поддерживать подобный план.

– Вы отказываетесь?

– Безусловно, отказываюсь. Никогда еще я не ценил Уэбстера так высоко, как в эту минуту. Я считаю его благодетелем общества и готовым к самопожертвованию альтруистом. Несомненно, уже много лет все здравомыслящие люди жаждали обойтись с вашим омерзительным котом так, как сейчас с ним обошелся Уэбстер, к которому я не испытываю иных чувств, кроме восхищения и благодарности. Более того, я намерен лично и собственноручно преподнести ему миску, полную рыбы.

Леди Уиддрингтон судорожно вздохнула.

– Только не в моем доме, – сказала она.

И нажала на звонок.

– Фотерингей, – сказала она сухим холодным голосом появившемуся дворецкому, – епископ покидает нас сегодня. Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы его чемоданы были упакованы к поезду шесть сорок две.

Она величественно вышла из комнаты. А епископ обернулся к Ланселоту с благосклонной улыбкой:

– У меня как раз останется время выписать тебе чек, мой мальчик.

Он нагнулся, подобрал Уэбстера в свои объятия, и Ланселот, торопливо взглянув на них, тихо прокрался вон из комнаты. Эта священная минута была не для посторонних глаз.

Рыцарские странствования Мервина

Что-то вроде концерта было устроено в курительной через коридор от буфета «Отдыха удильщика», и Пинта Портера, большой меломан, оставил дверь открытой, чтобы без помехи наслаждаться музыкой и пением. Благодаря этому мы сподобились услышать «Мандалей» Киплинга, «Я спою тебе песни Аравии», «Милого мичмана» и «Развеселого Дженкинса». Затем пианино снова забренчало, и раздались не столь знакомые куплеты.

Слова доносились до нас негромко, но ясно.

Да, жили рыцари когда-то, Лихие, бодрые ребята, Но лишь из книг о них известно нам. Они рубились, что есть силы, Чтоб угодить красотке милой, Круша друг друга за улыбки дам. Теперь мужчины мягче ваты, Кротки и даже трусоваты, На пресность жизнь их обрекла. Для них великий подвиг чести Преподнести своей невесте Кольцо с большим брильянтом из стекла. Как ни печально то для нас, Но Галахедов нет сейчас, Лишь рыцари тех романтичных дней Влезали в латы, брали меч, Чтоб даму сердца поразвлечь, Врагу наддать и подлизаться к ней. Себя ее слугой назначив, На шлем перчатку присобачив, Не ждали ничего они взамен — Тогда была ведь дама истой дамой, И джентльменом – джентльмен.

Херес На Девять Пенсов вздохнул.

– Верно, – сказал он. – Вот уж верно.

А певец продолжал:

Сэр Клод воскликнет, съев обед: «Моей прекрасней в мире нет! Всех баб иных уложит на лопатки!» Вскричит другой: «Возьми мгновенно Назад свои слова, презренный! Не то как раз схлопочешь по сопатке!» И на ристалище вдвоем Решают спор они копьем, И горячат коней в честь дам под тентом. Они сшибаются, и вот На землю падает сэр Клод С дырой в груди – весомым аргументом.

Херес На Девять Пенсов снова вздохнул.