Читать книгу "Тридевятые царства России - Анджей Иконников-Галицкий"

За десятилетия, прошедшие после Смуты, на Нижней Волге мало что изменилось. Русское переселение за Суру шло медленно; низовые земли оставались незанятыми. Появились, правда, новые крепости, среди них важнейшая – Симбирск, появились засечные оборонительные черты. Но хозяевами приволжских степей оставались кочевники и казаки. Атаманы по-прежнему нападали на торговые суда, а то и на государевы крепости. Нужно было только ослабнуть единству земли, чтобы понизовая вольница снова ринулась в свою анархическую революцию. В шестидесятые годы семнадцатого века в России настал Раскол. В Москве торжествовали универсалисты-«никониане», а Верхняя Волга хотела старой веры. Страна снова оказалась на грани смуты. Следствием Раскола стало восстание Стеньки Разина.

Явление разинщины сложно, как личность самого атамана Стеньки. Несомненно одно: это была новая война Понизовья против Верхней Волги и установленного ею государственного порядка. Труду земли здесь противопоставлен огонь экспроприации; державной иерархии – «удаль», то есть азарт удачи; соборной Церкви – анархический индивидуализм души. Волга – дорога; по ней шли проповедники, гнездились на ней и разбойники. Разинщина – последний мощный всплеск того Великого Волжского движения, которое началось ещё с варягов. Это движение породило Россию; оно породило и Революцию.

Восстание Стеньки лишь в малой степени было крестьянской войной: это видно уже из того, что оно затронуло только окраины крестьянской России и, как по волшебству, остановилось на пороге исконной Руси, почти на границе времён государя Василия, разбившись о нижегородские, рязанские, тульские пределы. В куда большей мере это был бунт завоёванной, но не освоенной Волги против ею же созданной великой державы. Держава победила; Разин разбит под Симбирском, доставлен в Москву и казнён. Это был знак: более терпеть огненную вольницу Москва не собиралась.

Последние вспышки понизового пламени были угашены при Петре. Восстание Пугачёва хотя и сильно затронуло Поволжье, но не Волгой было вскормлено. Да и облик Поволжья за столетие изменился. Нижне- и средневолжские земли были наконец заселены оседлым земледельческим людом. Это уже была целенаправленная политика властей. В заселении участвовали помимо русских крестьян украинцы, немцы, эстонцы, латыши. Отдельную категорию составили старообрядцы. Огромные земли были розданы в поместья. Крестьянско-помещичьей стала Волга до самых своих низовий, превратившись в хлебородную провинцию, соединительный нерв и становой хребет империи. Города её мирно росли, довольствуясь провинциально-захолустным покоем, и о прежней политической роли не помышляли. Героический период в истории Волги (и России) завершился, новый, трагический, ещё не наступил. И русский корабль как никогда величественно плыл по течению Реки Времён. Куда?

…«А если что и остаётся чрез звуки лиры и трубы…»

Волга – не просто река в России. Для русской истории она – всё. Она превратила лесную Московию в великую мировую державу. На всех изломах исторического пути России она оставалась первым действующим лицом. Она несла гром истории в тихую вечность русских глубин. Главный контраст России – контраст лесной неподвижности и движения водного потока – это контраст Волги и её берегов. Но каков тот мир, который она вскармливает собой? Где найти корень, исток, начальную молекулу русско-волжского бытия?

Этот исток и корень существует, и называется очень просто: село Покровское. И живёт не в таком уж отдалении «от обеих столиц наших». И, кстати, от истока самой Волги. Не важно, в какой области, в каком районе. Такое село Покровское есть во всякой области коренной России. Оно – фундамент, база, земная кора, твердь, на которой растёт Россия.

Вековечный фундамент: село Покровское

Колотьё, щемота, иди на тёмные болота, в тёмный лес, на зелёный мох, на белую берёзу, на гнилую колодину. Там боли, там щеми, а к рабе Марии больше век не ходи. Аминь, аминь, аминь.

Заговор, записанный в селе Покровском в 1998 году

Село Покровское – заколдованное царство, оно открывается только избранным…

Да нет, это – обыкновенная деревня, Вашкинского района, Вологодской области. Есть там и электричество, и почта, и телевизоры в каждом доме, есть школа и даже врач. Нет вот только милиционера. Представляете: при населении в пятьсот человек – врач есть, а милиционера нет. Не нужен. Люди там живут самые обыкновенные и, надо сказать, точно такие же, как в Москве, Питере или, допустим, Ярославле. Это естественно: ведь все жители Москвы, Питера или Ярославля в каком-нибудь колене – выходцы из села Покровского. И там есть обыкновенный магазин, и обыкновенный колхоз, и водку там пьют обыкновенно как, – и тем не менее село это драгоценнее и твёрже самого большого алмаза в короне Российской империи. Географическая особенность Покровского одна: оно – тупик. Единственная дорога, ведущая сюда из райцентра, здесь заканчивается. На дальней окраине села, в конце улицы стоит столб «74» – это расстояние от райцентра. И рядом, в десяти метрах вспять, у огромной покалеченной эпической берёзы («как у тоя у берёзы у покляпыя») столб «0». Километров нет.

Дальше двигаться некуда. Лес. Болото. Иной мир.

Если судить по карте, то Покровское расположено совсем недалеко от великих магистральных путей, связывающих Москву с Севером и Востоком. Где-то близко гудит Волго-Балт. Где-то рядом – огромная автомагистраль. То и другое – километрах в тридцати, если мерить километрами. Но километров в России нет, и расстояние повсюду измеряется не ими, а днями, месяцами, годами движения. Ни до автомагистрали, ни до Волжского пути напрямую не добраться и за сто лет, потому что летом не пускают болота, а зимой – звери. В погожий день, в июле, в деревню волк забегал и унёс курицу. Или: сидят мужики у дороги, водку выпивают, а напротив у обочины лось стоит и на них внимательно смотрит. Звериные леса.

При кажущейся (относительной) близости от столиц село Покровское дальше от них, чем Северный полюс. Или чем Нью-Йорк. До Нью-Йорка добраться просто: сел в самолёт – и через восемь часов у цели. Сроки продвижения к Покровскому заранее определить невозможно. Сначала надо ехать на поезде до областного города. Оттуда до райцентра на автобусе. От райцентра начинаются те самые семьдесят четыре километра, преодолевать которые можно от двух часов до нескольких дней. Дорога убойная. Даже в сухое время на легковушке по ней не очень-то проедешь. Разве что на уазике. Автобус ходит три раза в неделю – если ходит. Может и не пойти. Тогда остаётся надежда на те два-три лесовоза, молоковоз и почтовый грузовик, которые по будним дням пробираются по этим колдобинам.

Неудивительно, что Покровское живёт почти без связей с внешним миром. Оно – изолят. Замечательный факт: из пятисот его жителей почти никто никогда не был ни в Москве, ни в Питере. Более или менее часто ездят в райцентр: лечить зубы, выправлять документы. Самый дальний предел видимого мира – областной город; он представляется отсюда далёкой и загадочной столицей, куда уезжают на учёбу или работу – и откуда редко возвращаются. Весь остальной земной круг известен только по газетам и телепередачам. В этом отношении и Москва, и Нью-Йорк одинаково отсюда далеки.