Читать книгу "Огни святого Эльма - Владимир Евгеньев"

«Данила, маленький мой, ты цел!» Кто-то из матросов быстро развязал ремень.

Даня, сконфуженный и красный, сказал:

— Я бы мог сам спуститься, но руки оцепенели.

— Ты же мог убиться, бессовестный, скажи хотя бы спасибо.

— Спасибо.

Он съежился, втянул голову в плечи и быстро побежал к корме.

Соня схватила руку помощника капитана и стала ее трясти, София плакала и дрожала.

— Спасибо вам, большое спасибо, вы спасли моего брата.

Она забыла об иронии, ею владело искреннее чувство.

— О, для вас я готов сделать все, что угодно, вы пришли сюда, чтобы скрасить мое унылое существование, я сразу это понял и все время наблюдаю за вами, — в глазах штурмана горел какой-то холодный огонь, а губы искривила пошлая улыбка. Соне стало не по себе. Вдруг он неожиданно притянул Софию к себе, его сильные руки прижали ее спину, и он на несколько секунд впился в ее губы своими губами, потом оторвался и быстро пошел прочь. Все смотрели на них, послышался смех и одобрительные выкрики.

Соне показалось, что ее сердце свело от волнения, как от свежего ледяного ветра.

Помощник капитана уже отошел, а она как будто продолжала чувствовать его сильные холодные губы на своих губах, у нее слегка кружилась голова, хотелось, чтобы он снова сжал ее в своих объятиях. В этом поцелуе было что-то необыкновенно прекрасное. Это острое сладкое пронизывающее ощущение близости во время поцелуя, которое она почти забыла, было как наркотик. Может, ради этого стоит забыть привычную жизнь и остаться с этим почти незнакомым, но безумно привлекательным человеком? Но где-то глубоко в сердце к этому чувству почему-то примешивалось какое-то скрытое страдание, тревога и страх.

Но Соня уже привыкла к душевным терзаниям. В конце концов, какими бы ни были ее ошибки, они не таковы, чтобы хоронить себя заживо. И отказываться от близости с мужчинами. Она еще так молода и из-за своей депрессии практически перестала жить. Хватит предаваться этим болезненным воспоминаниям, жизнь продолжается, она сильный человек и еще, сможет стать счастливой. Наверное, сможет.

Капитан не видел поцелуя. Он схватился за борт корабля и как будто плакал, его сильное большое тело содрогалось. «Это я, я во всем виноват, — повторял он, — я вас так долго искал, я приношу несчастье всем вокруг, только не вы!» Соня увидела, что корабль поплыл, и удалялся от берега все быстрее и быстрее. Он шел как будто сам собой, парусов никто не натягивал, и не было слышно команд. София опомнилась и бросилась к капитану: «Почему вы поплыли? Нам надо срочно сойти на берег!».

Она стояла в старинном платье и жемчужном ожерелье, прохладный ветер развевал ее волосы, вокруг сновали люди в странной одежде, горели факелы. «Неужели это все происходит со мной?» подумала Соня. Капитан обнял ее за плечи: «Ты моя дочь, и я должен тебе кое-что рассказать, мне очень жаль, но вы пока не сможете сойти на берег». В его глазах была такая боль, что Соне стало жаль его. «Может, он сошел с ума, — подумала она, — на этом корабле ничего удивительного». «Но я не ваша дочь, почему вы так говорите?» — спросила она мягко.

«Это старая история», — грустно начал капитан.

Он стоял и смотрел на Соню, она похожа на него, все-таки похожа. Капитан полюбил их сразу, ее и этого веселого задорного мальчика, который, конечно, очень плохо воспитан и не имеет понятия о чести семьи, но если бы Данила пообщался с ним побольше… Эта смешная красивая девочка чем-то напоминала Филиппу жену, когда он с ней познакомился. Как тяжело, за что Господь так сурово наказал его, неужели он хуже всех людей, вот сейчас опять к душе подступает эта злая гнетущая тоска, знакомая капитану еще с молодости. Эта жестокая беспросветная печаль уже приходила к нему во время многодневных скитаний по морю, во время страшного шторма, когда огромные волны накатывали на корабль, но смерти не было, и капитан уже ни в чем не находил радости ни в алкоголе, ни в женщинах. Эта тоска появилась еще в Амстердаме, но там он еще мог забыться…

Филиппу вспомнились узкие улочки с готической архитектурой, высокие соборы, каналы с легкими быстрыми парусниками летом и звенящими коньками зимой, кабачок через два квартала, где жила веселая молодая жена старика-кабатчика Грета. Эта женщина была полной противоположностью доброй работящей и набожной жене Филиппа. Грета была порочна до мозга костей, сколько раз он собирался бросить ее. Капитану было противно представлять, что она делает с другими мужчинами, навещавшими его любовницу, и думать, знает ли ее старик, как она живет. Настолько противно, что Филипп испытывал к ней странное чувство, страсть, граничившую с ненавистью. Ему нравилось причинять Грете боль, но ее глаза ни разу не наполнились слезами, она только смеялась своим глубоким гортанным смехом и предавалась страсти с удвоенной энергией. Каждый раз, возвращаясь из плавания, капитан снова шел к жене кабатчика, его как магнитом тянуло снова увидеть ее черные как смоль волосы и пронзительные огромные черные, горящие неистовым огнем глаза. «В глазах Греты горит адский пламень», — шептались завсегдатаи кабачка.

Они почему-то хорошо понимали друг друга, Филипп и эта циничная почти всегда улыбающаяся женщина, ее улыбка дышала жизнью, а движения уверенностью и какой-то насмешливой силой. Бессчетное число раз капитан уходил с Гретой в каморку над кабачком. Там она умела довести его до полного изнеможения, а потом успокоить долгими историями о цыганском таборе, с которым она якобы путешествовала когда-то. «Грета, Грета, дорогая, ты одно мое спасение, без тебя тоска, жизнь кажется серой» — думал он, и утомленными от ненасытных ласк руками прижимал к лицу ее черные кудри.

К своей жене Эльзе, он испытывал другое нежное чувство, жалость и привязанность, она стирала каждый четверг, по средам чистила фарфор, а по воскресеньям обязательно ходила в церковь в нарядной одежде. Они познакомились, когда капитан был еще очень молод. Он был из обедневшей дворянской семьи, получил довольно хорошее по тем временам образование, имел неплохие манеры. В юности как-то на все хватало времени, в промежутках между гулянками будущий капитан прочел довольно много книг. Его жена была дочерью работящего ремесленника, Филипп заприметил ее в церкви, куда заходил грешным делом, чтобы посмотреть на порядочных девушек. Стройная невысокая с не совсем правильными тонкими чертами милого юного лица, она свела его с ума своими удивительными глазами, восторженными наивными и в то же время мудрыми. В те годы он был очень привлекателен и хорошо сложен, когда хотел, мог красиво говорить и пользовался успехом у противоположного пола.

Филипп уже был знаком с продажными женщинами, но невинные девушки, любви с которыми у него еще никогда не было, возбуждали необыкновенную нежность и острое трепетное желание до боли в сердце. Он проводил Эльзу, и через полгода она стала его женой. Она была такой веселой, так заразительно смеялась, лучше всех девушек собирала тюльпаны весной и все время мечтала о ребятишках, с которыми она будет ходить в церковь и шить самые лучшие яркие наряды. Ночи, ночи, множество ночей в спальне на втором этаже в маленьком чистом домике слились в его воспоминаниях в одну, полную нежности и грусти. У нее были белокурые волосы, они пахли чистотой и почему-то хлебом, большие голубые глаза. Странно, но со временем с ней стало меньше душевной близости, чем с Гретой. Может, жена капитана догадывалась о его изменах, но не говорила. Как он теперь жалеет, что не сказал Эльзе тогда, что любит, то есть говорил, но мало, недостаточно, не так, как нужно было. А теперь Филипп уже никогда не увидит ее большие грустные глаза с выражением упрека.