Читать книгу "Дикая тварь - Джош Бейзел"

* * *

На улице стемнело, над озером висит куцый месяц, но на суше все тонет во мраке, за исключением редких пятен света от одиноких уличных фонарей. Прохлада и запах костра напоминают Вайолет о Хэллоуинах в Лоренсе. Изо рта идет пар. Наверное, градусов пятьдесят по Фаренгейту.

Хотя на фиг этого Фаренгейта. Вырасти, как Вайолет, без метрической системы – это все равно что вырасти без витамина D. Это приводит к умственному рахиту, чем бы он ни был с медицинской точки зрения.

В метрической системе мер количество воды, имеющее массу один грамм, содержится в объеме один кубический сантиметр и требует одной калории для нагрева на один градус, то есть на один процент разницы между температурой замерзания и температурой кипения. Половина моля водорода имеет массу один грамм.

А вот в американской системе на вопрос “Сколько энергии нужно, чтобы вскипятить галлон воды комнатной температуры?” ответ будет: “Иди ты в жопу!”, потому что никакие из этих единиц не соотносятся друг с другом напрямую.

Поскольку циферблат часов Вайолет еще светится, она решает определить температуру по стрекоту сверчков – этому ее научил отец, когда ей было двенадцать, и так хотя бы узнаешь ответ в метрической системе.

По сверчкам выходит десять градусов Цельсия. По пересчету – пятьдесят градусов Фаренгейта.

С этой мыслью она сходит с крыльца. Что бы ни ждало ее в дороге, это лучше, чем думать о такой галиматье.

* * *

Однако то, что ждало Вайолет в дороге, оказалось чертовски жутким.

Как только она вышла из модного квартала с тремя переулками, количество фонарей резко сократилось. В большинстве домов тоже ни огонька, и во многих окна почему-то заклеены бумагой, Вайолет не может даже предположить – почему. Лодчонки в некоторых переулках обернуты, как мумии, синим брезентом и обмотаны цепями, закрепленными в бетонных блоках. На всем, что она видит, висят таблички “ПРОДАЕТСЯ”.

Вайолет слышит, как где-то впереди играет “Эйс оф Бэйс”, но когда она достигает источника звука, оказывается, что это открытая дверь совершенно неосвещенного дома. Потом на горизонте виднеются какие-то мерцающие красные огоньки: выясняется, что несколько человек стоят кружком посреди дороги и курят, разговаривая вполголоса.

А с чего бы им не стоять посреди дороги, думает Вайолет. Тротуаров здесь нет, только обочины из крупного гравия, и ни одной машины она еще не видела. И с чего бы им не разговаривать вполголоса.

Все же она обходит курильщиков, не беспокоя их и отчасти ожидая, что они задерут головы и начнут принюхиваться, почуяв ее присутствие.

* * *

Оказалось, что бар находится в четырех кварталах от кафе Дебби. Называется он “У Шерри” – а значит, думает Вайолет, есть вероятность, что там ее встретит женщина с топором по имени Шерри. Стоит рискнуть.

Внутри длинный узкий зал, обшитый темным деревом и увешанный рождественскими огоньками; у стойки всего четыре табурета и два человека: бармен и на крайнем табурете слева – единственный посетитель.

Оба – парни слегка за тридцать или около того, в Портленде они были бы инфантильными хипстерами, но здесь это взрослые мужики с практичными стрижками, выглядят так, словно уже кое-что повидали на своем веку. Особенно у бармена такая током шарахнутая физиономия, которая у Вайолет ассоциируется с людьми после реабилитации. У парня на табурете сутулая спина и по-медвежьи покатые плечи. Оба большие, и ни один из них не пялится на нее.

Вайолет нравятся большие парни. Маленькие все время пытаются трахнуть ее от чувства неполноценности. Возможно, этим объясняется, почему при докторе Лайонеле Азимуте с его ручищами и хриплым смехом, напоминающим звук измельчителя отходов, ей хочется снять лифчик.

А может, это ничем не объясняется.

Она садится на крайний правый табурет и спрашивает:

– Есть какое-нибудь интересное пиво?

– Любое пиво хоть немного, да интересное, – говорит парень с другого табурета.

Вайолет соглашается. Пиво – прекрасный пример превышения популяцией емкости среды: помещаешь кучку организмов в закрытое пространство, где углеводородов столько, сколько они в жизни не видели, потом наблюдаешь, как они подыхают от собственных продуктов жизнедеятельности – в данном случае углекислоты и спирта. А потом пьешь все это.

– Что-нибудь вроде хефевайцен, да? – спрашивает бармен.

– Ну, не обязательно прямо хефевайцен.

– Я просто для примера сказал. – Он роется в холодильнике под стойкой. – Не очень-то разгуляешься. Если вы не местная, то, может, вам будет интересно “Грейн стар”.

Парень на табурете показывает свою бутылку. Клевая винтажная этикетка.

– Звучит неплохо.

– Стало быть, “Грейн стар”, – говорит бармен.

– А с чего вы решили, что я не местная?

Мужики смеются:

– Что, увидели это местечко в гиде “Мишлен”?

– Ага, – отвечает Вайолет, – в разделе “Бары Форда, которые еще открыты”.

Бармен бросает на стойку два кóстера “Санкт-Паули гёл” и ставит на один пинтовый стакан[36], а на другой – бутылку. Открывает бутылку, и из нее поднимается пар.

– “Санкт-Паули гёл” у меня тоже нет, – говорит бармен. – Эти кóстеры уже были здесь, когда я купил бар. Все никак не израсходую.

– Тогда надо их использовать, – отвечает Вайолет. – Еще одно пиво для бармена, пожалуйста.

– Спасибо, но я на диетической коле. – Бармен поднимает и показывает свой стакан, а Вайолет и парень на табурете наклоняются друг к другу и чокаются бутылками. Вайолет это место нравится все больше и больше.

– Неплохо, – говорит она, отпив глоток.

Хотя и не особо хорошо. Пиво “Грейн стар” оказалось сладковатым, жидковатым и с металлическим привкусом, хотя, наверное, оно достаточно необычное, чтобы привязаться к нему, если пить его, занимаясь чем-нибудь прикольным.

Но это вряд ли. Если только не явится доктор Азимут и не увезет ее в отель, чтобы оттаскать за волосы.

Вайолет не просто подумала об этом. Но еще и рыгнула. И говорит:

– Что за херня здесь творится?

Бармен и парень на табурете переглянулись.

– В Саудене есть парочка хороших баров. Можете заглянуть туда, – советует бармен.

– Я не бар имею в виду, – поясняет Вайолет. – Бар отличный. Я об этом городке.