Читать книгу "Пока ты веришь - Ирина Шевченко"

Только привык уже. А от привычек избавиться нелегко. Почти пять лет боролся, и никак.

А на шестой «где не надо» узнали.

И отправился господин Форест… нет, не в тюрьму с позором, а под звуки торжественной музыки — к алтарю. Газеты неделю печатали снимки со свадьбы, особенно невесты, якобы молоденькой вдовушки отставного офицера, с которой Келлар якобы познакомился на соляном курорте… Якобы… Но хороша стерва, этого не отнимешь. Недаром фотографы магниевый порошок переводили.

А по городу только и шептались, что она, такая красавица, в нем нашла. И господина Фореста подобные разговоры задевали: ничего непривлекательного он ни в своей внешности, ни в положении не видел. Председатель муниципального комитета, хоть и «заздравного», — человек не последний. И собой видный. Немногим за сорок, высокий, статный… небольшое брюшко наел в последние годы, но под одеждой почти не заметно. Каштановая шевелюра без проплешин, усы — любому портретному полководцу на зависть. Нос… солидный такой нос. И глаза, серые с переходом в голубой, выразительные, как некоторые дамы говорили.

Те дамы еще многое могли бы о нем рассказать. Хорошего… в некотором смысле… Но этот смысл новоиспеченная госпожа Келлар познавать не желала.

С первого дня у молодой жены была своя спальня, двери которой ни днем, ни ночью не открывались для господина Фореста.

А в спальне, помимо не познавшей смысла супруги, завелась еще и кошка.

Келлар никогда не видел мерзкую тварь. Кошку в смысле, жену-то он наблюдал ежедневно. А кошку только чувствовал: глаза слезились, в носу свербело, между пальцами чесалось — с детства у него эта напасть на кошачью шерсть…

Но жена, якобы жена, в наличии тайного питомца не признавалась.

И вообще с супругом почти не разговаривала, только указывала с утра, куда они сегодня пойдут, что ему надеть и как себя вести.

В первый месяц после свадьбы ни одного свободного вечера: салоны, театры, выставки, званые ужины, приторные чаепития. Госпожа Келлар рвалась перезнакомиться со всеми…

А потом — как отрезало. В последние полгода остались обязательные выходы в оперу и приемы в мэрии. Иногда кто-то из «друзей семьи» приглашал на ужин. А в остальные вечера, если якобы жена господина Келлара и уходила куда-то, то всегда одна. Возвращалась через час или два, смотрела на якобы мужа, обычно сидевшего в гостиной с газетой, как на пустое место, и шла к себе. Затем шумела в трубах вода — она набирала ванну, чтобы смыть прочно прилипавший к ней после таких походов запах чужого мужчины и технического масла.

Но господина Фореста это не волновало. Ему тоже было чем заняться вечерами. Сходить в клуб, на который теперь всегда находились деньги. Или беспрепятственно встретиться с теми, кто эти деньги давал…

— Адалинда, милая, — ласково, как всегда, когда поблизости вертелась горничная, обратился он к супруге, — вы уходите?

— Да, дорогой. — Она одарила его очаровательной улыбкой, полной презрения. — Я записана к модистке на семь. Разве вы не помните?

— Конечно-конечно. Платье для приема у госпожи Дригген.

Когда щелкнул замок на входной двери, Келлар огляделся, убедился, что прислуга возится где-то на кухне, и вынул из кармана широкого домашнего халата маленькую восковую дощечку и стилус.

«Ушла», — нацарапал он бегло. Подумав, приписал: «Видимо, к нему».

Нанесенные на воск буквы держались несколько секунд, а потом расплылись, очистив место для нового донесения.

А господин Форест, несколько раз шмыгнув носом, все-таки чихнул.

Проклятая кошка!

Об Эби так и не вспомнили, и до позднего вечера девушка просидела в своей комнате. Забралась с ногами на кровать, обняла подушку и гадала, чем для нее обернется происшествие с Джеком.

Иногда до нее долетали звуки с хозяйской половины дома: шаги, неразборчивые голоса, хлопанье дверей, но в ту часть, где располагались кухня и помещения для прислуги, после ухода господина Блэйна никто не заглядывал.

Девушка не знала, что и думать.

Еще вчера она считала мэтра Дориана чудаковатым добряком и удивлялась, отчего люди возводят напраслину на магов, называя тех злобными и опасными. А сегодня, как в первый день, испугалась: вдруг не врут? Закрывала глаза и видела его рядом с собой, чувствовала вцепившиеся в плечи пальцы, слышала громкий, срывающийся от ярости голос. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не Эйден…

Если бы не Эйден, то и не начиналось бы ничего. А теперь ее вернут в тюрьму, и придется отрабатывать остаток срока по приговору уже в другом месте, где вряд ли будут кормить так вкусно, позволят читать книжки и прогуливаться в саду.

А еще Эби тревожило, что станет с Джеком. Не хотелось, чтобы мэтр Дориан взялся его переделывать и отучать от всего, чему он, оказывается, успел научиться. Ничего же плохого. За нее вот заступился. Даже настоящий человек не всегда за другого вступится. А Джек хороший. Безмозглый, бесчувственный, но если воспитывать его, как саму Эби отец с матерью воспитывали, чтобы по уму все делать и по совести, он и вести себя будет соответствующим образом: слабых защищать, помогать всем. Оно понятно, что для слуги такие качества лишние, но для человека, даже механического, наверное, нет.

Эбигейл никогда раньше так много не думала. И от этого аппетит проснулся. Или от того, что уже ночь наступила, а она с самого утра ничего не ела.

Прислушавшись и убедившись, что в доме все уже спят или, во всяком случае, не бродят по комнатам (господин Дориан мог и до утра в лаборатории сидеть), Эби зажгла свечу и вышла в коридор. Быстрым шагом миновала ведущую в подвал дверь и заскочила в кухню. Какую бы кару ни придумал ей маг, разрешения брать из холодильного шкафа все, что ни пожелается, он не отменял.

— А я все жду, когда же ты проголодаешься.

Хорошо, что, услыхав этот голос, девушка окаменела от страха, а то выронила бы свечу и не увидела бы господина Мерита, сидевшего на широком подоконнике с книгой в руке. Читал, что ли? Здесь? В темноте?

— Не стесняйся. Тебе нужно поесть.

— Уже не хочется, — буркнула Эби.

Развернулась к двери, но мужчина оказался быстрее, подлетел и перегородил выход.

Девушка выставила вперед руку со свечой. Живой огонь — от любой скверны оберег. А Эйден в свете колышущегося пламени выглядел не лучше кладбищенской нечисти, словно только-только некромант залетный его из могилы поднял. Нос острый, резкие скулы кожей обтянуты, под глазами черные круги, а в самих глазах бесовское пламя пляшет.

— Не бойся, — усмехнулся этот упырь. — Сейчас уйду. Только хотел сказать, чтобы ты не переживала насчет Дориана. Он знает, что не прав, но извиняться не станет.

Извинений Эби и не ждала. Чего другого — да, но не извинений. А если Эйден не врет и маг на нее не сердится, то совсем хорошо.

— И я не стану, — добавил он и протянул ей перевязанную синей лентой картонную коробочку, которую девушка сначала приняла за книгу. — В качестве компенсации за причиненные неудобства.