Читать книгу "Лучи смерти - Николай Свечин"

– Да, загадка… А через окно? Там есть окно со двора в подъезд. Лето, тепло, рама могла быть открыта…

– Вы видели Петра Никодимовича? – хмыкнул Енотаевский. – Он в окне застрянет. Очень толст.

Вдруг лицо агента дрогнуло. Он замолчал, потом с силой стукнул себя кулаком по лбу, так, будто хотел его разбить:

– Знаю! Я знаю!

– Что случилось? Что вы знаете? – всполошились собеседники.

– Я все понял, господа! Явиться ночью к Филиппову, а потом незаметно исчезнуть мог другой человек. И только он, никто другой. Другого доктор бы не впустил.

– Кто он? – спросил Алексей Николаевич, схватив осведа за плечи.

– Яшка Грилюк, вот кто.

– Грилюк? Это студент-анархист?

– Именно. Посудите сами, господа. Знаете, какая у него кличка в ихней среде? Яшка Бешеный. Он неуравновешен, быстро теряет самообладание. Психический, ей-ей психический! Ему человека убить раз плюнуть, ежели того требуют высшие идеалы анархизма.

– Погодите, Химик, – осадил агента Алексей Николаевич. – Зачем Грилюку убивать Филиппова?

– Он дурацкий, путаный тип. Анархист-пацифист, представляете, что у него в голове творится? Как миролюбец, Яшка и прибил доктора.

– Так и не понял, с какой целью.

– Ну, партия дала ему задание завладеть подрывным аппаратом Филиппова. Тому до конца экспериментов оставалось всего ничего. Анархисты могли подумать, что они сами справятся, доделают из лабораторной установки действующий образец. И обрушат оружие на эксплуататоров.

– А ведь верно, – пробормотал Сазонов.

Подбодренный Финн продолжил:

– Грилюк был вхож к изобретателю, видел аппарат. Знал, что тот собирался обнародовать свое открытие. И нанес упреждающий удар.

– А как он вошел и вышел? – азартно спросил подполковник.

– Залез со двора через окно и так же удалился. Яшка ловкий, ему это ничего не стоит.

– И унес с собой бумаги? – подхватил Лыков.

– Точно так. Не все, а самые важные.

– Но как тут оказались немцы?

У Енотаевского был ответ и на этот вопрос:

– Они все и затеяли. Подговорили анархистов, направили руку Грилюка, а сами будто бы в стороне. А потом выкупили бумаги у анархистов. Или того хлеще – обменяли на динамит.

Коллежский советник подумав, произнес:

– Дико звучит, конечно. Но так хотя бы могло быть…

– Надо взять Яшку и допросить, – высказался Сазонов. – Где он сейчас?

– Не знаю, – ответил агент. – Я его не видел с десятого июня. Говорили… в революционной среде, что он собирался в Москву. Готовит там какой-то экс.

– В революционной среде? – хищно ухмыльнулся начальник охранного отделения. – Это что имеется в виду?

– Ну, я вам сообщал. Товарищ Пантелеймон и товарищ Сергей. Так-то они эсеры, но сочувствуют и анархистам. Не определились еще, от чьего имени сатрапов убивать.

– А, эти… Они у меня намечены на осень. Пусть пока погуляют.

– Яков Григорьевич, – вмешался сыщик, – полагаю, надо дать задание Химику поточнее выяснить, где искать Грилюка. Если его догадка верна, пора изымать психа из общества.

– Согласен, Алексей Николаич. А вдруг он и правда обменял бумаги Филиппова на динамит? Начальство мне голову снесет! Александр Юльевич, примите поручение разведать про Грилюка как самое важное.

После этого освед был отпущен. Лыков с Сазоновым попили чаю – на явке имелся самовар, поговорили о том о сем. В частности, сыщик спросил у жандарма, как обстоят дела с анархистами. Много ли их в столице? Есть ли внутреннее освещение? Подполковник ответил, что его отделение анархистами не занимается, их целиком забрало себе ГЖУ. Якобы оттого, что в самом городе их нет, наезжают какие-то люди из Нарвы и Ямбурга, вот и отдали губернским.

Уже прощаясь, Сазонов спросил:

– Ну, что надумали?

– Вы имеете в виду, пойду ли я к Дурново?

– Конечно.

– Еще не решил, Яков Григорьевич. Вы поступили необъяснимо легкомысленно, если хотите знать мое мнение.

– Это как поглядеть! – обиделся подполковник.

– Как ни гляди, а поступать так было нельзя.

– Чего уж теперь! Дело-то сделано, не поправишь. А начнете ворошить, только всем навредите. Мне Плеве по шапке даст, но я исполнитель, мелкая сошка. Достанется Зубатову и Дурново. А они фигуры! Хочется ли вам заводить таких врагов? Подумайте о том, что будет завтра.

– Советуете скрыть факт уничтожения аппарата и всех документов от министра? Прямое поручение которого я выполняю.

– Ну и что? Мало ли мы скрываем от начальства, – глубокомысленно изрек жандарм. – Если небожителям обо всем рассказывать, сам не уцелеешь. Наверху любят только хорошие новости.

Что же ты скрыл от меня, если так смотришь на осведомление собственных руководителей, подумал сыщик. Но спрашивать об этом у подполковника было глупо, и он откланялся.

Не теряя времени, Алексей Николаевич поехал в ГЖУ. Губернское жандармское управление устроилось с комфортом: оно занимало старинный трехэтажный особняк на Тверской улице, с огромным садом вокруг. Начальником управления был генерал-майор Секеринский. Лыков хорошо его знал по прежней службе Петра Васильевича в охранном отделении. У Секеринского была кличка Пинхус. Он происходил из еврейских детей, которых при Николае Первом ловили в местечках и определяли в кантонисты. И выслужился в генералы! Получив лампасы и управление в придачу, Петр Васильевич перестал заниматься службой. С утра он уезжал в казенной карете и пропадал на весь день. Генерал считал своим долгом посидеть в трех-четырех приемных: в МВД, Департаменте полиции и штабе округа, иногда по старой памяти и в охранке. Он пил чаи, беседовал с руководством, собирал сплетни. Пинхус называл это «нюхать воздух». Вечером он возвращался в управление и давал разгон офицерам.

Всеми делами в ГЖУ при таком начальнике занимался его помощник полковник Кузубов. К нему и явился коллежский советник. Умный и трудолюбивый, полковник стоял в очереди на повышение, вот-вот ему должны были поручить одно из провинциальных управлений.

– Алексей Николаевич! Какая радость для всех нас! – вроде бы искренне приветствовал его Кузубов. – Чаю не желаете?

– Спасибо, Николай Матвеевич, только что попил у Сазонова.

– У Яшки? – нахмурился полковник. – И как он вам?

– А вам?

– Ну, согласитесь, что человек не на месте. Вялый, неразвитый, розыскным делом не владеет. Казак он и есть казак, ему бы лошадей пасти, а он столичным охранным отделением командует.