Читать книгу "Assassin's Creed. Отверженный - Оливер Боуден"

– Опять скажешь: «Всему свое время, Хэйтем»? Опять секреты, Реджинальд?

– Секреты? – с заметным раздражением переспросил он. – Ты всерьез думаешь, будто я утаиваю что-то от тебя? Чем я заслужил твою подозрительность, Хэйтем? Может, тем, что взял тебя под свое крыло, способствовал твоему вступлению в орден и придал твоей жизни смысл? Порой ты кажешься мне неблагодарным мальчишкой, да простят мне Небеса подобные мысли.

– Однако мы так и не сумели найти Дигвида! – воскликнул я, не желая идти на попятную. – Никто не обратился к нам с требованиями выкупа за Дженни. Я привык считать, что главной целью наших странствий было напасть на след убийц моего отца и выяснить их мотивы.

– Хэйтем, мы надеялись отыскать Дигвида. Это все, что мы могли сделать. Мы надеялись заставить его заплатить за предательство. Наши надежды не оправдались, но это не говорит о тщетности наших попыток и нашей нерадивости. Более того, на меня была возложена забота о твоем воспитании, Хэйтем, и с ней я справился. Ныне ты – взрослый человек, уважаемый рыцарь нашего ордена. Полагаю, это ты как-то упустил из виду, обрушивая на меня шквал своих упреков. И потом, не забывай: я надеялся жениться на Дженни. Тобой двигало прежде всего горячее стремление отомстить за отца, и потому неудачи с поимкой Дигвида виделись тебе нашим главным и единственным провалом. Меж тем мы так и не смогли найти Дженни. Конечно, вряд ли тебя посещали мысли о трудностях, которые выпали на долю твоей сестры.

– Ты что, обвиняешь меня в черствости? В бессердечии?

Реджинальд покачал головой:

– Я просто предлагаю тебе: прежде чем вытаскивать на свет мои промахи, хорошо бы взглянуть на свои собственные.

– Но ты никогда не посвящал меня в подробности наших поисков.

– Розысками Дигвида занимался Брэддок. Он регулярно присылал мне отчеты.

– Ты мне не показал ни одного из них.

– Ты был еще слишком мал.

– Но сейчас я уже достаточно повзрослел.

Реджинальд склонил голову:

– Прошу меня извинить, Хэйтем, что не принял это во внимание. Впредь буду относиться к тебе как к равному.

– Зачем же ждать? Начни с этого дня. Расскажи мне о дневнике Ведомира, – попросил я.

Он засмеялся, словно мы играли в шахматы и неожиданный маневр обеспечил мне преимущество:

– Ты выиграл, Хэйтем. Ладно, я расскажу тебе… Дневник Ведомира – первый шаг к нахождению храма. Храма первой цивилизации. Думаю, его построили Те, Кто Пришел Раньше.

Его ответ на мгновение меня ошеломил. «Всего-то?» – подумал я, затем рассмеялся.

Реджинальда мое поведение слегка смутило. Наверное, он вспоминал день, когда впервые рассказал мне о Тех, Кто Пришел Раньше.

«Раньше кого?» – недоверчиво спросил тогда я, думая, будто он меня разыгрывает.

«Раньше нас, – сухо ответил мне тогда Берч. – Раньше человека. Предыдущая цивилизация».

Думаю, мы оба вспомнили тогдашний разговор.

– Ты по-прежнему находишь это забавным? – хмуро спросил Реджинальд.

Я покачал головой.

– Не забавным, нет, а скорее… – я силился найти подходящее слово, – трудным для понимания. Раса существ, предшествовавшая человеку? Получается, какие-то боги…

– Не боги, Хэйтем. Можешь называть их жителями первой цивилизации, которая управляла человечеством. Они, Хэйтем, оставили нам артефакты, наделенные такой огромной силой, о которой нынче мы можем только мечтать. Я уверен: заполучивший эти предметы сможет управлять судьбой человечества.

Он говорил это с настолько серьезным лицом, что мне расхотелось смеяться.

– Реджинальд, это громадное притязание.

– Конечно. А разве бы мы стали тратить силы, время и средства ради чего-то скромного и заурядного? Как, впрочем, и ассасины.

Глаза Реджинальда сверкнули, отразив пламя свечей из напольных канделябров. Как правило, глаза Реджинальда оставались бесстрастными, когда он учил меня языкам и философии, истории и премудростям ведения боя. Даже изложение принципов учения ордена не вызывало у него такого прилива энтузиазма. Только когда речь заходила о Тех, Кто Пришел Раньше.

Иногда Реджинальду нравилось высмеивать «излишества страсти», которые он считал недостатком. Но стоило ему заговорить о существах первой цивилизации, как он сам превращался в настоящего фанатика.

2

Ночевал я в пражской штаб-квартире тамплиеров. Мне отвели тесную комнатку с серыми каменными стенами, где я теперь сидел, ощущая на своих плечах весь груз тысячелетней истории ордена тамплиеров.

Я вспомнил площадь Королевы Анны, на которой уже почти полностью восстановили наш особняк. Мистер Симпкин постоянно сообщал нам о ходе работ. Реджинальд держал строительство под своим неусыпным контролем, несмотря на частые переезды из страны в страну в поисках Дигвида и Дженни. (Реджинальд был прав. Меня угнетают безуспешные поиски Дигвида, а о Дженни я почти не вспоминаю.)

Однажды Симпкин прислал письмо с известием о состоявшемся переезде из Блумсбери в обновленный дом на площади. В тот день я вспоминал обшитые деревянными панелями стены дома, в котором родился и вырос. Они ясно вставали перед моим взором, а вот образ обитателей особняка почти стерся из памяти, особенно лицо матери. Я пытался вспомнить ее такой, какой она была в моем детстве. Тогда она светилась и дарила окружащим свое тепло, совсем как солнце. Какое счастье я испытывал, когда клал голову ей на колени! Моя любовь к отцу отличалась силой и страстностью, зато любовь к матери была чище. Отцом я восхищался. Я настолько благоговел перед ним, что порой сознавал себя карликом, жалкой тенью отца. И то, что я должен был впоследствии стать таким же, как он, одновременно будоражило и пугало меня.

При общении с матерью меня буквально захлестывало ощущением уюта, любви и защищенности. Мать была красивой женщиной. Я всегда радовался, когда меня сравнивали с отцом, которого все считали яркой личностью. Но если говорили, что я похож на мать, то это подразумевало обаятельность. Про Дженни взрослые высказывались так: «Она способна разбить не одно сердце». Или: «Она заставит мужчин сражаться за нее». То есть вокруг моей сестры постоянно витал дух борьбы и соперничества. Отношение к матери было другим. Ее красота была нежной, успокаивающей, по-настоящему материнской. Если при взгляде на Дженни в мужчинах просыпался дух соперничества, на мать они смотрели с теплотой и восхищением.

Мать Дженни я никогда не видел. Знал лишь, что ее звали Кэролайн Скотт. Я отчего-то привык считать, что Дженни – точная копия своей матери. Когда-то отец прельстился броской красотой этой женщины, равно как ухажеры прельщались броской красотой Дженни.

Моя мать представляла собой совершенно иной тип женщины. Когда они с отцом встретились, она была всего-навсего заурядной Тессой Стивенсон-Оукли. Так она сама говорила о себе: «заурядная Тесса Стивенсон-Оукли». У меня бы язык не повернулся назвать мать заурядной, но моего мнения никто не спрашивал. Отец приехал в Лондон, не имея здесь ни родных, ни друзей. Своего жилья у него, естественно, тоже не было, но богатство позволило ему быстро обзавестись всем необходимым. Поначалу он нанял себе жилье у одного лондонского домовладельца, дочь которого предложила чужестранцу помочь с поисками слуг. Разумеется, эта дочь была не кто иная, как «заурядная Тесса Стивенсон-Оукли»…