Читать книгу "Осколки великой мечты - Анна и Сергей Литвиновы"

Полонский делано, удивленно посмотрел на нее. Кажется, она говорила что-то не то.

– Например, – отчаянно продолжила Вера. – Великая Октябрьская социалистическая революция. Многим детям пришлось в то нелегкое время страдать. И не только детям, но и взрослым. Через многие испытания пришлось пройти. И рабочим, и крестьянам, и интеллигенции. Зато теперь, благодаря тому, что революция свершилась, мы живем в новом, справедливом, благополучном обществе…

– Вы так считаете? – иронически глянул на нее доцент своими голубыми глазами.

«Ох, кажется, что-то я не то несу. Кажется, не то он хочет от меня услышать…» – отчаиваясь, подумала Вера, но вслух продолжила – по возможности твердо:

– Да, я так считаю… И могу привести немало других примеров в подтверждение моего тезиса. Великая Отечественная война, например. Когда дети – Володя Дубинин, скажем, – гибли за победу советской власти… Не щадили своей жизни…

– Постойте, Вероника, э-э, Николаевна, – прервал ее доцент, – а вы Достоевского читали?

– Достоевского?.. – сбилась с тона и с мысли Вера и прошептала: – Проходили. В школе.

– А «Братьев Карамазовых» читали?

Доцент испытующе смотрел на нее своими бездонными, чистыми, голубыми.

Вера совсем смешалась. Пробормотала:

– Я… я… просматривала…

– Ясно, – сказал, как припечатал, Полонский.

Задумчиво взял ее зачетку, полистал.

– Да у вас последний экзамен… – протянул. – Не хочется портить вам зачетку… А больше, чем «удовлетворительно», я вам поставить пока не могу… Давайте-ка вы лучше подготовьтесь как следует и приходите ко мне после Нового года? А?

У Веры в глазах закипали слезы. Мелькали разрозненные мысли: «А как же билет… Новый год дома, в Куйбышеве… Оставаться в общаге?.. Я не выдержу!..»

– Нет уж, – твердо сказала она. – Ставьте, что я заслужила. Тройку так тройку.

– Да? – рассеянно посмотрел на нее доцент. Кажется, он понял ее состояние, однако взялся за свое золотое перо. – Что ж, как скажете…

– А Достоевский, между прочим, не по программе! – полушепотом выкрикнула Вероника. Слезы душили ее.

– Мысли – всегда по программе, – назидательно произнес сволочь Полонский, выводя Веронике в зачетке «удовл.».

Вера еще не знала, какими последствиями чреват для нее этот «тройбан».

Хоть и горько было, она попыталась выбросить заумного красавчика доцента из головы. Ни с кем не прощаясь, быстро собрала свой немудрящий студенческий скарб и тем же вечером, тридцатого декабря тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, уже тряслась в скором поезде Москва – Куйбышев, предвкушая встречу с домом.

После смерти родителей у нее осталась одна родная душа на всем свете – бабушка. Булечка, как называла ее детским прозвищем Вероника.

Булечка по-прежнему жила в их опустевшей трехкомнатной квартире в центре Куйбышева, на набережной Волги.

После смерти Вериных родителей, после того, как схоронила дочь и зятя, бабушка сильно сдала.

И утром тридцать первого декабря, когда булечка встретила внучку на заснеженном перроне куйбышевского вокзала, Вера не узнала ее.

До рокового дня первого сентября, до гибели родителей, бабушка являла собой бодрую гранд-даму. Она совершала ежеутренние пробежки по набережной по-над Волгой. Следила за собой. Ежемесячно посещала салон красоты. Красила волосы, делала прическу, маникюр, педикюр…

Теперь же булечка в одночасье превратилась в старушку.

Они с Верой грустно, вдвоем, встретили Новый год. Елку наряжать не хотелось – да и не имелось ее, елки. За столом было так пусто, что даже сердце щемило. Не хватало шумного, веселого папы… Принаряженной мамы… Подарков, что чудесным образом всякий раз оказывались под елкой…

Посмотрели с бабушкой поздравление Горбачева, потом недолго – праздничный «Огонек». Выпили треть бутылки шампанского и улеглись спать.

И потянулись унылые, пустые каникулы.

Булечка в халате поверх ночной рубашки целыми днями бродила по квартире. Вытирала пыль. Перебирала вещички, оставшиеся от дочери и зятя. Частенько принималась плакать, уткнувшись в какую-нибудь старую мамину ночнушку…

Однако Верин приезд булечку все-таки слегка приободрил. Она пекла блинчики, оладушки. Потчевала внучку абрикосовым вареньем. Готовила для нее свою фирменную шарлотку из яблок. Живо расспрашивала о Москве.

Вере хоть и тоскливо было дома, да все равно хорошо. Такой кошмарной представлялась отсюда, из родной кухоньки, столичная коммунальная общага, что она всерьез задумалась: может, ей перевестись учиться домой, в Куйбышев, – в местный университет или политех? После Московского радиотеха ее, наверное, возьмут здесь на любой факультет, хоть на мехмат в универе… Она воображала: жить в своем родном доме… В собственной отдельной комнате… В одной квартире с родным человеком… Какое же это счастье!.. И булечке станет совсем не так одиноко. Да и материально им вместе жить будет полегче…

Но если она вернется из Москвы назад, тогда… Тогда все честолюбивые Верины мысли о завоевании Москвы ей придется оставить. Она навеки останется здесь, в Куйбышеве. В милом, родном, тихом городе. Но – в провинции. В болоте. И ей уже никогда не представится шанса отсюда выбраться.

И еще: если она переберется в Куйбышев, ее шансы найти того человека, что погубил ее родителей, сведутся к бесконечно малой величине. К нулю они сведутся. А мысль о том, что она обязана отыскать его – и отомстить ему, ни на минуту не оставляла Веру.

Она просто на время – пока не состоялась, не встала на ноги – отложила эту мечту. Но не отставила ее. Не забыла. И никогда не забудет…

Успокоиться, смириться, сжиться с гибелью родителей – ей придется. Но простить – невозможно. Зачем я, дура, грубила маме? И посуду никогда не мыла… И музыкой заниматься не хотела…

Вера ничего не могла сделать с этими мыслями. Бабушка, утешая, говорила, что они естественны и всегда возникают, когда погибают близкие люди. Люди страдают, что недолюбили погибших, недорадовали их.

«Но почему они?! Почему именно они?!» – рыдала Вера.

«На все воля божья», – склоняла голову бабушка.

И одна только Вера знала, что бог здесь ни при чем.

Родителей убил не всевышний. Их погубил – человек.

И она ему обязана отомстить…

А оставшись в провинции, Вера не сможет найти информации о нем, погубителе. Не сумеет обзавестись необходимыми связями, приобрести высоких покровителей. Ей не удастся отыскать черного человека (так она его про себя называла). Чем дальше от Москвы, тем меньше возможностей. Живя в Куйбышеве, Вера уже никогда не найдет его.

Найти и отомстить.

Она… Она обязана сделать это. Пусть ей придется мучиться в Москве. Не высыпаться в общаге. Недоедать. Но зато… Когда-нибудь… Она пробьется. Вера верила в это. У нее появится муж: нет, не Васечка. Другой. Сильный, красивый, ласковый, умный. Чем-то похожий на того противного голубоглазого доцента, что поставил ей трояк по истории партии.