Читать книгу "Подари мне горы! - Кей Мортинсен"

Я смог бы здесь прижиться и жить, как молитву, твердил он про себя прицепившуюся к нему фразу, все ниже и ниже спускаясь с пика Анкомпагре. Но я ни в коем случае не допущу, чтобы мой новый образ жизни превратил меня в полусонного обывателя, не интересующегося ничем, кроме своих исцеляющих травинок и вечно хрюкающих поросят.

Пиво в баре оказалось великолепным. Пожалуй, великолепнее, чем женщины. Они узнали его и замахали подкрашенными ресницами в надежде, что и он узнает их и вместе они вспомнят, как робко обнимались и целовались, когда были подростками. Он кивнул им и поднял стакан в знак приветствия. Но не подсел. Предпочел одиночество.

Когда этот волк-одиночка вышел из отеля и продолжил путь к «Монтрозскому углу», на его губах блуждала легкая усмешка. Он не подсел в баре даже к грудастым дочерям хозяина отеля, хотя они и выказывали ему всяческие знаки внимания. Бардалф просто-напросто ничего не чувствовал к ним — ни физического желания, ни любопытства, ни даже обычного интереса.

Зато, отойдя уже на порядочное расстояние от отеля, он стал невольно думать о Дженнифер. О ее спокойной красоте. О глазах небесно-голубого цвета. О пухлых, мягких губах, которые он хотел поцеловать. О ее теле соблазнительной сирены и… о ее ангельской невинности.

Дженнифер была одинокой женщиной. И неповторимой. Загадочно-страстной. Но не ищущей, а ждущей своего рыцаря, который помог бы ей, как набухшему бутону, раскрыться перед миром во всем своем обаянии и красоте.

Бардалф хотел стать этим рыцарем. Хотя он и понимал, что не мог дать ей того, о чем она мечтала. А мечтала эта уникальная женщина о том же, о чем мечтает большинство обыкновенных представительниц ее пола: о семье и хорошей работе, мечтала родить и воспитать еще двух-трех детей и… научиться управлять машиной.

Спустя час уже стемнело, но он не спешил завершать свою прогулку. По знакомой тропинке Бардалф свернул в лес и, пройдя с полмили, остановился на просторной поляне, чтобы, как в отроческие годы, опять полюбоваться звездным куполом неба.

5

В «Монтрозский угол» он тихонько прошмыгнул лишь после полуночи.

Дженнифер волновалась за Бардалфа весь вечер и никак не могла заснуть. Она успокоилась только после того, когда наконец услышала осторожный скрип наружной двери. Да, это был он.

Накинув голубой халат на коротенькую ночную рубашку, она сердито завязала пояс и подошла к лестнице. Сверху она увидела, как темная фигура Бардалфа, крадучись, пересекла прихожую и юркнула в дверь гостиной. Осторожно Дженнифер спустилась по лестнице на первый этаж и тихонько, стараясь не шуметь, зашла туда же.

Мужчина стоял к ней спиной у окна, и она с трудом разглядела его в бледном свете, просачивающемся сквозь тонкие шторы. Казалось, он к чему-то прислушивался, будто заново знакомился с домом, в котором когда-то жил.

Интуиция подсказывала ей, что Бардалф, должно быть, перелистывал сейчас в своей памяти не самые приятные страницы. Ее охватил тревожный озноб.

— Бардалф, — тихо окликнула она.

Его тело дернулось. Он не слышал, как она подошла к нему сзади и остановилась рядом с ним. Когда мужчина повернулся к ней, Дженнифер увидела холодные, острые глаза, которые пронзили ее, как пули.

— Оставь меня! Я хочу побыть один, — бросил он ей и направился к камину.

Подойдя к поленнице аккуратно сложенных дров, Бардалф взял сверху одно полено и принюхался к его смолянистому запаху. Затем положил его обратно и уставился на языки пламени, весело танцевавшие на обуглившихся дровах.

Дженнифер глубоко вздохнула. Она знала, о чем сейчас думал Бардалф. В те годы он колол дрова в любую погоду и никогда никому не жаловался, не убегал к своей матери, которая большую часть дней и ночей пребывала в блаженном неведении о положении в доме ее сына, создавая очередные пейзажные шедевры.

Дженнифер не понимала, почему Бардалф переносил свои страдания в одиночестве, почему не посвящал в них Арабеллу.

— Эти дрова я колола сама, — кивнув на поленницу, сказала она, чтобы как-то разрядить сгустившуюся атмосферу в гостиной. — За годы одинокого ведения хозяйства в особняке я вполне сносно научилась пользоваться топором.

Мужчина поднял подбородок, но даже не взглянул в ее сторону, а лишь холодно заметил:

— У меня нет настроения болтать, Дженнифер. Пожалуйста, иди спать. Я закрою наружную дверь сам.

— Я приготовила тебе постель, — робко произнесла она и, столкнувшись с его раздраженным взглядом, добавила: — В дальней комнате. Ведь иначе ты не догадался бы, где тебе можно прилечь.

— А мне все равно. Я мог бы прикорнуть и на диване.

— Но на нем тебе было бы неудобно…

— Дженнифер! — На его лицо легла тень напряженности и злости. — Я живу сам по себе, ты сама по себе. Не пытайся влезть в мои сани. Не втискивай меня в свою обычную, упорядоченную рутину.

— Я просто думала, что…

— Я знаю, о чем ты думала… Черт возьми! Мы прожили с тобой в этом доме пять лет, и ты не имеешь даже представления о том, кто я такой, разве не так?

— Но ведь мы так мало общались, — сухо заметила она.

Хотя в душе ей всегда хотелось сблизиться с ним.

— Послушай. — Он глубоко вздохнул. — Ведь я вижу, что тебе трудно понять, как я живу… Но, пожалуйста, не бегай за мной, как за ребенком, чтобы уложить в мягкую, чистую постель. Мне приходилось спать на грязном полу и на камнях в горных расселинах. О себе я могу позаботиться сам. Если честно, мне становится неловко, когда вокруг меня начинают суетиться. Излишняя суета… напрягает. Я сам решаю — есть мне пудинг или не есть, и я сам же буду виноват, если останусь голодным. Я взрослый человек. Если мне захочется, я могу оставаться на улице до утра, заснуть у порога или даже посреди поля.

Постепенно Дженнифер начинала понимать его точку зрения. И она знала, насколько он был независим в поступках и мыслях. К сожалению, ей трудно было порывать со старыми привычками, и, если в доме оказывались гости, она всегда считала своим долгом заботиться о них. Правда, Бардалф был необычным гостем, он был необычным человеком вообще. — Понимаю, — покорным тоном ответила она. Нуждался ли он вообще в ком-нибудь? Неожиданно в голове у нее мелькнула мысль, что ей доставляло удовольствие проявлять заботу о нем, создавать для него бытовые удобства, поднимать настроение. Но он отвергал все эти ее потуги!

— Я знаю, Дженнифер, что у меня тяжелый характер, — удрученно сказал Бардалф. — Но ведь я предупреждал тебя об этом. Я унаследовал от матери отвратительную черту — быть независимым.

Она подняла на него просиявшие глаза и с улыбкой произнесла:

— О да! Я помню, как Арабелла из-за этого визжала и топала ногами на Юджина… Ну хорошо. В следующий раз я не буду докучать тебе своими заботами. А пока имей в виду, что кровать в дальней комнате всегда в твоем распоряжении.