Читать книгу "Обитель милосердия (сборник) - Семён Данилюк"

Обращение его с Танковым, как только узнал, что тот пришел к Синельниковым, стало свойским. Он натянул поверх рубахи джемпер, шагнул к двери. Спохватившись, принялся беспомощно охлопывать карманы рубахи.

— Держи, Маша-растеряша, — Валя достала с серванта пачку документов. Придирчиво оглядела отца.

— И как выгляжу? — заискивающе поинтересовался тот.

— Вполне. Для старух лет тридцати — сорока сойдешь.

— Вот послал бог дочку, — отец, отчего-то растроганный, подмигнул Танкову. — В институте учится. Два языка. Но — оторва, каких мало.

Он погрозил дочери пальцем:

— Гляди, не обижай парня.

В ответ Валя постучала по часикам на руке. Спохватившись, отец пожал на ходу руку Танкову и выскочил из квартиры. Слышно было, как сбегает он по лестнице.

Валя принялась сноровисто собирать грязную посуду.

— А ведь это отец тебя испугался, — засмеялась она. — Он у меня водитель автобуса. По ночам прогревальщиком в автопарке подрабатывает. И повадилась к ним какая-то мразь по автобусам шарить. Стали следить. Неделю назад накрыли двоих с Зарельсовой. Надо было в милицию сдать. Но шоферы — народ горячий. У них своё правосудие. Выпустили едва живыми. Теперь вот дрожат.

— Не боишься чужому-то такое? — Танков удивился. — Я вроде тоже из милиции.

— Не боюсь, — Валя стащила косынку, под которой оказались короткие пшеничные волосы, придвинула гостю розетку с вареньем. — Давно выяснила: никуда эти обормоты не обращались. Дома бодягой залечились. Это я так, для педагогики стращаю. Кроме меня, кто присмотрит? Женить бы его, тем более комнат две, разместились бы. Да всё отлынивает. Сначала пел: пока, мол, школу не кончишь. Теперь — «пока институт»…

Она заметила, что гость принялся исподтишка шарить взглядом по стенам в поисках фотографий.

— Вдвоем мы. Давно, — сухо пояснила Валя. — И вообще — пей чай. — Она подхватила грязную посуду и вышла. А когда вернулась, Танков задохнулся.

За несколько минут она успела сменить халатик на облегающий сарафанчик, под которым сразу стала заметна легкая изящная фигурка.

Подсела к Танкову.

— Так что Вадька натворил?

— Почему натворил? — растерялся Танков.

— Для чего-то ты сюда пришел… Да заедай вареньем. Сама, между прочим, варила.

Танков вежливо выудил из розетки вишенку, долго обсасывал, соображая, как держаться дальше. Полномочий на ведение откровенных разговоров он не получал. — Вадька ведь на самом деле нормальный пацанчик, — произнесла Валя тоном умудренной женщины. — Учится, матери помогает. Даже втайне подрабатывает: вагоны на товарной станции разгружает.

— Почему в тайне?

— В этом-то и штука, — Валя недоуменно наморщила носик. — Я сначала, как он проговорился, думала, на новый видик собирает. Целыми днями о нем трендит. А он матери на Восьмое марта вазу хрустальную принес. С цветами. Поступок? — Она вздохнула растроганно.

— Поступок, — согласился Танков. Он был готов со всем соглашаться, лишь бы не сходила с ее личика лёгкая блуждающая улыбка.

Настенные часы хрипло вздохнули и принялись отстукивать половину восьмого. Танков спохватился. Он сидел за столом в чужом доме, распивал чай с вареньем, млея при виде обворожительной хозяйки. И — ничего не происходило. Странная получалась первая в его жизни засада, невсамделишная. Валя, перехватившая взгляд гостя, брошенный на часы, в свою очередь встревожилась.

— Слушай, дело-то к ночи. И впрямь серьезное что?

— Да, серьезное, — врать ей Танкову не хотелось. Пытаясь избежать дальнейших расспросов, он принялся усиленно дуть на остывший чай.

Но Валя оказалась не из тех, кто легко отступается.

— Излупили кого? — она пытливо вгляделась в Танкова.

— Почему так решила?

— А что еще у пацанов бывает?.. Так как?

— Избили, — скупо подтвердил Танков. — Арест ему грозит.

— Вот гаденыш. — Валя присвистнула озадаченно. — Знаешь что? Ты б матери его не говорил. Она ж одиночка. Одна сына поднимала. Все в него вложила. Поздний ребенок. Понимаешь? Сердце у нее больное, «Скорую» чуть не каждый месяц вызываем. Если и впрямь…

Танков упрямо дул на чай.

— Давай так сделаем. — Она придвинулась вплотную, так что Танков с волнением ощутил прикосновение женской ноги. — Ты сейчас уходи. А завтра с утра мы с отцом его, куда скажешь, приволокем. Как мать на работу уйдет, за шкирку возьмем и притащим. Слово! А потом как-нибудь Катерину Петровну подготовим. Хочешь, вместе?

— Не могу! — отчаянно выкрикнул Танков. — Приказ у меня. Обязан дождаться. Если мешаю, могу выйти.

— Вот и выйди! — вспылила Валентина. — Не может он… А пожилого человека угробить — это ты можешь?!

Во входной двери провернулся ключ. Танков поспешно выскочил в коридор и встал за косяк, чтоб его нельзя было увидеть прежде, чем зайдешь в квартиру.

— Вот наказание эти запоры, — запричитал на лестничной клетке женский голос, и вошла мать разыскиваемого Синельникова Катерина Петровна, некрупная сорокапятилетняя женщина с узким подвядшим лицом.

— Валечка! Я вам селедку купила, — с порога оживленно заговорила она. — Недешевая, правда. Зато жирненькая.

Она захлопнула за собой дверь и запнулась — прямо перед ней стоял незнакомый парень.

— Я к вам, — объявил он.

С привычной боязливостью Катерина Петровна всматривалась в незнакомое лицо. Потом вопросительно посмотрела на вышедшую соседку. Валя, отведя глаза, вынула из ее руки набитый пакет и ушла на кухню.

— В хоромы-то пригласите? — с фальшивой развязностью произнес Танков.

— Да уж какие хоромы. — Катерина Петровна прошла по длинному коридору до угловой комнаты, потянула оказавшуюся незапертой дверь и, отступив, пропустила вперед незваного гостя.

Танков вошел в комнату, где жили вдвоем мать с сыном. Небогатую, прямо скажем, комнату. Шкаф с потрескавшейся полировкой; две одинаковые пунцовые софы ржевского производства, на одной из которых валялась брошенная в спешке рубаха; телевизор «Сигнал» с нахлобученной сверху магнитолой и стол с наваленными в беспорядке радиодеталями. На подоконнике из-за стираной тюлевой занавески выглядывала объемистая хрустальная ваза с вставленными искусственными розами — должно быть, та самая, о которой говорила Валя.

— Сын это… на учебу торопился, — по-своему оценила взгляд гостя Катерина Петровна, сдернула рубаху и, чуть приоткрыв скрипучую дверь шкафа, не глядя сунула ее в объемистое нутро. — Он ведь позднее меня уходит. Я-то с семи на смену, а ему к девяти. Ну, малой еще. Иной раз проспит. Вот в спешке и бросил. А вообще-то он у меня аккуратный, обстоятельный… Вы, должно быть, из техникума. Он предупреждал, что могут зайти…