Читать книгу "Поцелуй меня первым - Лотти Могач"

Когда я затронула этот вопрос в разговоре с Адрианом, он объяснил, что Марион глуховата и не любит говорить по телефону: еще одно обстоятельство в пользу Тессы.

Тесса также не приняла мои опасения всерьез.

«Она будет только рада, если я оставлю ее в покое, – писала она. – Мы и так почти не разговариваем».

Это вызвало у меня недоумение, но, прочесав переписку Тессы с матерью, я убедилась, что их действительно связывали непростые, запутанные отношения. Они писали друг другу часто, но нерегулярно, кратко и по делу: чем занимаешься, как себя чувствуешь, как поживает Джонатан. В своих письмах Тесса зачастую приукрашала реальность. Так, она сообщала матери, что с ней все в порядке и что она «среди друзей»; а в письме подруге, отправленном в тот же день, рисовала совсем иную картину: проплакала полдня, сидя в ванне, пока не остыла вода и не свело судорогой ноги, или в одиночку напилась в баре, после чего отключилась и пришла в себя, лежа на диване с незнакомцем.

Примерно раз в полгода между ними вспыхивала долгая, полная взаимных упреков перебранка: Тесса в едких выражениях укоряла Марион за то, что та была из рук вон плохой матерью («Это из-за тебя я стала сумасшедшей, рядом с тобой я чувствовала, что не имею права на существование»), что вышла за Джонатана по расчету, а в последнее время – за то, что ненавидит его из-за болезни и необходимости ухаживать за ним. Было много непонятного: «язвительные замечания» за ужином, испорченные новогодние праздники и так далее. Тесса писала: «Я не хотела, чтобы ты приходила за мной после того, как меня выписали из больницы, я знала, что ты вечно будешь колоть мне этим глаза, доказывая, какая ты заботливая».

С Джонатаном было проще. Я насчитала всего 32 сообщения между ним и Тессой – душевных, но поверхностных. Чаще всего речь шла о деньгах: отец не раз давал ей в долг, но, судя по всему, Тесса деньги не возвращала. По ее словам, до болезни Джонатана они редко общались по электронной почте, а теперь он не мог писать. «Не переживай, через пару месяцев он даже не вспомнит о том, что у него есть дочь».

Я набросала несколько хронологических таблиц, чтобы лучше представлять себе очередность событий в жизни Тессы. В одной были отражены важные перемены, о которых могли знать или точно знали ее родители: переезды, смена работы, смерть дедушки, свадьба брата и рождение его детей, и так далее. В другую таблицу я заносила факты ее биографии, неизвестные членам семьи: случайные связи с мужчинами, злоупотребления алкоголем, обращения к психиатру и тому подобное. К каждому событию я составила список тех, кто, по моим сведениям, знал о нем, что именно знал и какие мысли имел на этот счет.

Входящей информации было так много, что вскоре мне стало неудобно работать с ней на экране ноутбука. Мне бы не помешал дополнительный экран, но стоил он дорого, и в конце концов я переписала таблицу на огромный лист бумаги, стрелками обозначив связи между событиями и людьми, и прикрепила его на стену рядом с фотографиями.

Можете себе представить, как много времени это заняло. Тесса вела беспорядочную жизнь, и, как выяснилось, каждому из друзей рассказывала слегка измененную версию событий. Вдобавок Тесса путалась в именах и датах, что еще больше усугубляло ситуацию.

Несуразицы и противоречий было предостаточно. Так, одно время в переписке с кем-то из знакомых она утверждала, будто живет в Шордиче, при этом другому адресату говорила, что живет в Бетнал-Грин, хотя у меня не было никаких сведений о переезде. Другие, менее значительные детали легко проверялись в «Гугле» – магазин красок «Фэрроу энд Болл», клуб «Граучо», «дом Вирджинии Вулф», но некоторые оставались для меня загадкой. К примеру, о некоей женщине она писала: «…с прической, как у актрисы Королевского национального театра», а в письме Саймону признавалась, что обожает смотреть, «как парни рвут рубаху на груди».

Иногда я просто не могла объяснить ее реакцию на некоторые вполне понятные события. Взять хотя бы напряженный обмен сообщениями от 17 августа 2005 года между Тессой и ее подругой по имени Занти. Подруга, судя по всему, осталась у Тессы на выходные и выбросила «прекрасные», по мнению Тессы, увядшие цветы, которые зачем-то стояли в вазе. Тессе казалось, что, раз Занти не способна оценить красоту увядших цветов, то ей не понять ни саму Тессу, ни «поэзию жизни». В итоге Тесса заявила, что отныне Занти ей не подруга. Странный поступок; но недели через две они вновь переписывались, как будто ничего не произошло.

Уточнять у Тессы было бесполезно: зачастую она не могла вспомнить не только подробностей, но и сам факт. «Я же говорила, – жаловалась она, – мозги у меня ни к черту». Однажды она попыталась собраться с мыслями: «Я поясню, каково это. Помнишь аттракционы, где металлической лапой надо вытащить мягкую игрушку из общей кучи? Вот так и со мной: пытаюсь зацепиться за мысль, воспоминание, но схватить не могу. А если вдруг выходит, то все равно вытаскиваю дешевку».

К тому же оставалось много пробелов, когда она ни с кем не общалась, находясь, как я теперь понимаю, в глубокой депрессии, не в силах даже причесаться. В такие периоды о письмах не могло быть и речи.

Параллельно я просматривала рассылки и уведомления. Сведения о купленных билетах в кино и театр, покупках на iTunes я заносила в каталог ее вкусов и увлечений. Тесса часто делала покупки через интернет, причем либо тратилась на невразумительно дорогие вещи, например трусы за 230 фунтов стерлингов, либо заказывала копеечную мелочь, вроде «винтажного подстаканника» за 20 пенсов на Ebay. Бывали дни, когда она платила огромные деньги – тысячи фунтов! – за совершенно ненужные ей вещи или покупала их в невероятных количествах. Помню счет за двадцать белых кухонных полотенец, по двенадцати фунтов за штуку.

Дату и прочие данные каждого счета я аккуратно записывала. Как можно позволить себе увлажняющий крем за сто двадцать фунтов, если работаешь натурщицей и получаешь шестьдесят фунтов в неделю? В каждом подобном случае я сверялась с банковской выпиской за указанный период, уточняя, не превысила ли она кредитный лимит или не получила заем в банке.

Вскоре у меня накопилось множество вопросов, которые я распределила в порядке срочности. Незакрытые пробелы в биографии имели важнейший приоритет. Однако ответы Тессы меня не удовлетворяли. На простейший вопрос – например, какие передачи она любила смотреть в тринадцать лет, – Тесса не отвечала днями или злилась, говоря, что не помнит, или называла передачу, первый выпуск которой на самом деле вышел двумя годами позже.

В своих письмах я пыталась держать ровный, деловой тон, но иногда приходилось проявлять настойчивость и напоминать о серьезности ситуации и о требованиях, необходимых для успешного выполнения моей работы. В ответ она раздражалась: «Господи, да сколько можно, я ведь уже сказала – не помню!» Или же, если пребывала в меланхоличном настроении, многократно извинялась и обзывала себя ужасной и неблагодарной.

Спустя несколько недель я была на грани отчаяния. Я продолжала тестировать веб-сайты, но все чаще и чаще работу оттесняли на второй план письма Тессы, которых приходилось ждать по нескольку дней. Тесса продолжала твердить, как ей не терпится поскорее все закончить и «уволиться» – по нашему общему выражению. Но стало ясно: если она и дальше будет несвоевременно и бестолково отвечать на мои письма, мы и за год не подготовимся.