Читать книгу "Тени Шаттенбурга - Денис Луженский"

Оливье закончил читать, неторопливо свернул бумагу и сунул ее за пазуху. Потом оглядел собравшихся перед трактиром крестьян. Дюжин пять душ – мужички-работники, бабы, ребятня… Небольшая толпа ничем не отличалась от других, увиденных за утро. И следующие едва ли хоть чем-нибудь будут отличаться от этой. Четыре деревни оповещены, еще четыре на очереди.

Девенпорт смотрел на лица, темные от загара и осунувшиеся от каждодневной работы. Крестьяне прятали глаза, но он и так знал, что в них сейчас скрывалось.

Тревога. Мрачная, угрюмая тревога. Они еще толком не поняли, что прочитал незнакомый всадник, до них еще не вполне дошел смысл произнесенных им слов, а в душах людей уже поднял голову, закопошился на дне рассудка серый и скользкий страх. Они привыкли: любые вести, приезжающие на крепких лошадях под стук притороченных к седлам щитов и тяжкое позвякивание кольчуг, обычно сулят беды, в лучшем случае – новые тяготы. Таких вестей мужику всегда следует бояться. Может, ничего страшного и не случилось вовсе, но он – мужик – лучше согнется заранее: так легче сдержать натиск судьбы, не сломаться под ее гнетом.

«Ну теперь не зевайте, землерои! – мысленно воззвал к ним Девенпорт. – Чешите в город во все лопатки, целуйте в зад отца инквизитора! Доносите, пока не донесли на вас самих!»

Как всякий человек неблагородного происхождения, сумевший выбраться из колеи предначертанного и проложить через великую равнину жизни свою собственную дорогу, Оливье искренне презирал тех, кто безропотно ехал по пути, назначенному им судьбой.

Оторвав взгляд от медленно расходящихся с площади крестьян, француз посмотрел в безоблачное небо. Никак уже к полудню время подходит, а поручение барона выполнено лишь наполовину.

– Эй, гауптман, – позвал из-за спины сиплый голос.

– Капитан, Проныра. Ты вроде не полный дурак, пора бы уж запомнить.

– Как бы брюхо чем набить? – спросил наглец, пропустив начальственное замечание мимо ушей. – А то до вечера небось мотаться…

– Ничего, помотаешься, тебе только на пользу.

Окончательно забыв о деревенских, Оливье повернулся к своим людям – троим мечникам из охраны барона, которых он прихватил с собой. Один из них – узкоплечий малый с копной рыжих волос на непокрытой голове – нагло скалился во весь широкий щербатый рот. Двое других мрачно косились на товарища, знали: с Девенпорта теперь станется удержать их в седлах до самого заката. Просто чтоб в другой раз никто из парней не вякал без разрешения. Их хмурые рожи заставили капитана усмехнуться:

– Сейчас все равно в город возвращаться – там и поедим.

– Ну хоть пива кружку-другую, а? – Ободренный усмешкой Девенпорта, рыжеволосый Рольф по прозвищу Проныра рискнул повторить попытку. Ему повезло – командир, под кольчугой которого уже становилось жарковато, и сам подумывал о чем-нибудь пенистом и холодном.

– Merde[41]! Ладно, по одной – и в дорогу.

Благо харчевня – вот она, три шага сделать до дверей. Внутри оказалось сумрачно и душно. За одним из столов сидели двое мужиков довольно-таки прохиндейского вида – они о чем-то шептались и поочередно ныряли ложками в миску с ячменной кашей. На вошедших солдат оба зыркнули с явной опаской, а когда Девенпорт прищурился в их сторону, мужики прекратили есть – как видно, аппетит потеряли.

– Кто такие? – прямо спросил Оливье. – Чего здесь торчите, на площадь не вышли, как было велено?

– Мы не здешние, господин, – забормотал один из любителей каши – бородач лет сорока. – Подмастерья мы у Дитриха, коваля с кузнечного ряда, он нас сюда прислал-то. Туточки эта… кожевник из Фучсдорфа кажную неделю приезжает – торговать, а Дитриху евонные кожи…

– Почему не слушали послание отца инквизитора о покаянных днях? Или каяться не в чем?

– Мы слушали, господин. Мы к окошку, к окошку-то к самому подошли, а потом уж, как ты закончил, и отсели сызнова – потрапезничать.

– Ну-ну-у, – со скрытой угрозой протянул Девенпорт, – трапезничайте покуда… подмастерья. Эй, хозяин тут есть?!

На его крик из чадной кухни выскочил тощий, точно жердь, детина. Вытирая пальцы о длинный серый фартук, он просеменил к гостям.

– Денек добрый, господа, денек добрый! Не услыхал я, как вы вошли, – маслице в лампады доливал, маслице, вот…

– Как твое коровье стойло называется? – поинтересовался капитан, с пренебрежением оглядываясь по сторонам.

– «У Хейнрика», господин.

– Ты и есть Хейнрик?

– Хейнрик, господин. Но тот Хейнрик, что имя заведению дал, – он моим дедом был. И отца Хейнриком звали, а уж он и меня назвал в дедову память: Хейнрик.

– Надо думать, сынка своего ты так же назовешь? Чтобы ему ни название, ни вывеску менять не пришлось, а?

– Уже назвал! – Харчевник закивал, глядя на проницательного гостя с уважением. – Старшенького!

– Практичный ты человек, Хейнрик, – одобрил Оливье, усаживаясь поближе ко входу и к тянущему от дверей свежему сквозняку. – Надеюсь, это не значит, что ты свое пиво разбавляешь водой. Подай-ка нам с ребятами по кружке – самого холодного, какое есть.

А почему, – обратился он вдруг к мужикам, снова взявшимся было за ложки, – кожевник из Фучсдорфа приезжает торговать сюда, а не в город?

Бородач поперхнулся – каша ему поперек горла стала. Когда прокашлялся, просипел с натугой:

– Нет, господин, он не здесь торгует-то. Торгует он в Шаттенбурге, вестимо. Нас Дитрих сюда завсегда присылает, чтоб мы того… сопроводили кожевника-то. Он как приедет – так здесь ночует, а утром мы его уж до самого города доставляем, честь по чести. А он нашему ковалю за то цену завсегда скостит – не поскупится.

– И как? Встретили?

Ответить бородач не успел – его упредил харчевник:

– Почтенный Фейрах вчера приехал, да ночевать не стал. Собрался спешно и на ночь глядя – в путь. Уж я его увещевал, чтоб он остался, но только уперся господин Фейрах – ну прям ни в какую. Так и уехал. А вы, парни, с ним разминулись, не иначе.

– Верно, – с кислой миной согласился второй подмастерье, – зря только ноги топтали.

* * *

С ночи на дороге было свежо, после полудня от свежести осталось одно лишь воспоминание. Что за день! На небе ни облачка, и даже ветер совсем утих. Осень укрылась в горах и лесных чащобах, по долинам снова гуляло лето – резвилось напоследок, прежде чем надолго покинуть эти края.

Скинуть тяжелые кольчуги Девенпорт своим людям не позволил. Мало ли что – места чужие, народ кругом подозрительный. Бойцы не жаловались – привыкли к осторожности капитана.

Почему он ни с того ни с сего натянул вдруг поводья – Оливье и сам сперва не понял. Предчувствие всколыхнулось – смутное, но недоброе.

– Стой, – приказал он глухо.