Читать книгу "Мальчики-мальчишки - Наталья Горская"

– Я-то как раз напряжение вырубил, а Толян штангу навесил, – возбуждённо рассказывал Николай Колупаев землякам об увиденном. – Я только на столб залез, как вижу: машины съезжаются с разных сторон. Толян в колею нырнул и замер там, а я со столбом в обнимку висю, то есть вишу. Горнист на трёх машинах приехал, а Вожатый только на двух. Вышли все, стволами и ножами бряцают, я чуть не обкакался со страху-то.

– Дураки, вот дураки-то! И чего вас понесло-то туда?!

– причитала мать Колупаевых.

– Так мы же не знали, что их тоже туда чёрт принесёт, – Николай вытер лицо ладонью. – Завис я на столбе, значит, а они всё не расходятся. Я в столб вцепился намертво, аж руки затекли. И ни чихнуть, ни пукнуть. Думаю, что же это будет, если они меня увидют, то есть увидят. Только темнота кромешная и спасла.

– Ой, мальчики мои, малыши, энти ж головорезы могли вас убить! – зарыдала Колупаевская мать у сына на груди, но в тот же миг, встав на цыпочки и дав Кольке подзатыльник, добавила грозно. – Чтобы больше не смели, шалопаи, на этот переезд ходить!

После этой встречи наступило некоторое затишье в отношениях Вожатого и Горниста. Тем более, что с ними конфликтовали многочисленные банды из таких же многочисленных деревень и посёлков вокруг. Но даже это их не объединило, настолько оба не переваривали друг друга. Им было тесно в одном городе, как двум медведям в одной берлоге, поэтому Вожатый начал постепенно теснить своего бывшего подшефного пионера. Чуть ли не каждую неделю находили где-нибудь в канаве очередного соискателя на «крышевание» какого-нибудь лакомого объекта: магазина, ларька или частного предприятия. Вожатый не любил поднимать много шума и стрельбы, и его жертвы всегда погибали или от ножа или от удавки. Сам он, говорили, постоянно носил ножи в рукавах или на голени и при случае метал их прямо в глаз или горло. Этому он намастачился в армии и мог проделывать данный приём даже в кромешной темноте. Он запрещал своим людям «высовываться» и как-то афишировать свою «работу». Также шептали, что среди его людей были бывшие оперативные работники, следователи и даже бывший особист из Горкома, оставшийся без работы после всевозможных перестроек и чисток советских силовых структур. Эта публика могла найти для своего главаря хоть иголку в стоге сена. В свою команду он набирал не молодых да ранних, как это делал Горнист, прыть которых была обусловлена только юным возрастом и недостатком умственного развития. Он интересовался людьми, пострелявшими и повоевавшими, у которых был уже пройден тот рубеж, когда здоровое сознание человека ещё противится убийству себе подобных и которые уже приняли убийство как жизненную норму. Он мог даже надавить на особо упрямых, хотя особо надавливать и не приходилось. Как выяснилось, таких людей в нашей стране, которая в течение всего ХХ века за что-то с кем-то где-то тайно или явно воевала, оказалось довольно много. Ограниченный контингент советских войск в разное время присутствовал во многих странах Африки, Азии, Ближнего Востока и Латинской Америки. Преимущественно это были сыновья и внуки не банкиров и госчиновников, не потомки партийной и новорусской элиты, не столичные жители и обитатели мегаполисов, где есть возможность спрятаться от армии в вузах или найти какую-то альтернативную замену службе. Это были дети рабочих, крестьян и провинциальной интеллигенции, жители деревень и рабочих посёлков, колхозов и совхозов – по статистике, именно провинция поставляет 80 процентов солдат нашей армии. После воплощения болезненных фантазий правительства в области сельского хозяйства и промышленности, многие из этих людей оказались без работы и средств к существованию, так что некоторые делали по несколько «заходов» во вспыхивающие то там, то сям «горячие точки» контрактниками. Сам Вожатый ещё вначале 90-ых, когда он был просто Волковым, несколько раз совершал «прогулки» в Югославию и Грузию, чтобы немного хоть чем-нибудь заняться и, как он говорил, «подлечить астму».

После возвращения домой перед ними разбегались в разные стороны три дороги будущей жизни. Медленно спиваться от полной своей невостребованности, упрекая в этом всех и вся на свете (самая популярная и многолюдная в современной России дорога). Уехать на заработки в столицу, которая и так переполнена «искателями счастья» со всей страны и ближнего зарубежья. Или же вспомнить, что ты умеешь воевать. Да ни как-нибудь, а хорошо умеешь! Вспомнить, что у тебя за плечами не стендовая стрельба по тарелочкам, не сафари с кучей инструкторов в заповеднике, а реальные боевые действия. Ты умеешь легко и грамотно уничтожать противника, который препятствует продвижению к победе. Ведь зачем-то тебя этому научили! Хоть и распространена такая ситуация, когда родители упорно учат ребёнка ходить и говорить, а потом требуют, чтобы он сидел на одном месте и молчал, но ребёнок плохо поддаётся таким противоречивым требованиям непоследовательного и глупого мира взрослых. Чему научили – то и получили.

– Ох, как мы рубили руки-ноги и горячие головы где-то под Гагрой! – пьяно орал на вечере встречи выпускников школы наш бывший звеньевой Валька Мочалкин, который проходил армейскую службу в воевавшей тогда с самой собой Грузии. – Я-то раньше думал, что грузины – они все одной крови, а на самом-то деле они там делятся на мегрелов, сванов, аджарцев, абхазцев, кахетинцев, гурийцев и так далее, и все друг на друга зубами клацают… Ну прямо, как мы меж собой! И тоже все на одну харю, как в поговорке, что хохла от москаля в бане друг от друга не отличишь. Нам приказ дали не допустить кровопролития между их этническими группировками, но без применения оружия, какие же мы на хрен миротворцы! А они на нас своими чёрными глазищами сверкают: какого, мол, чёрта вы лезете в наши разборки? Вот уж точно сказано: двое дерутся – третий не мешай. С такой ненавистью ка-ак пошли друг друга разделывать да кромсать, даже детей не жалеют. А наши командиры нам в оба уха орут приказ их разнимать! А как эту сволочь разнять без оружия-то? Вот мы их сапёрными лопатками, лопатками по их окровавленным лапам, по харям их, по харям руби направо и налево, пока ноги не увязнут в своём же дерьме… Нарубили несколько куч, как турнепс в совхозах. Я сначала так обделался, а потом в тако-ой р-раж вошёл! Кайф лучше, чем с бабой!

Девчонки смущённо хихикали и отодвигались подальше от Вальки, когда он яростно размахивал вилкой за столом, рубя воображаемого противника.

– Мочалкин, каким же ты психом стал! – скептически отнеслась к его рассказу бывшая староста нашего класса Светка Ерёмина. – А я-то ещё за тебя замуж собиралась.

– Да нужна ты мне! Да что вы, бабьё, можете понимать в жизни! Вам бы тут только ноги раздвигать перед всеми, чтобы вас хоть кто-нибудь замуж взял, пока мы там кровь проливаем!.. Я там таких девок видел, которые раненых на себе выносят под пулями! Медсёстры сутками от операционных столов не отходят, чужие кишки штопают, а вы… Я вас всех ненавижу, страшно ненавижу, потому что вы настоящей жизни не видели, потому что у вас на уме только тряпки да бирюльки, суки тупые! – Валя заплакал, а Светка стала язвительно его высмеивать:

– Поду-умаешь: в армии он побывал! Ну, давай бабы за вас будут в армии служить, раз вас так это травмирует. Бабы вас и так уже по всем пунктам заменили! Уже непонятно, чем вы от бабья отличаетесь, потому что вы только и умеете теперь свои сопли на кулак наматывать да всем размазывать о каждом своём шаге под видом небывалых подвигов. Мой дед всю войну прошёл, потом ещё в сталинском лагере отсидел пять лет и никогда не скулил о том, как ему там трудно было, особенно перед бабьём… Нет, ну что за мужики пошли? На кривой кобыле к ним не подъедешь скоро! Один войной бредит, у другого любовь к водке все остальные чувства вытеснила, а нам, русским дурам, теперь только и остаётся на грузин рассчитывать. Мочалкин, ты не всех их там лопаткой-то своей сапёрной перерубал, хоть что-нибудь от них осталось? Ха-ха-ха!