Читать книгу "Happy End для девчонок - Евгения Ярцева"

Я тоже этого раньше не знала. Пока меня не настигла эта самая любовь. Со сто первого взгляда.

Моей единственной отдушиной стала музыка. Я слушала группу «Сплин». Закачала себе на айпад несколько альбомов и крутила от начала до конца и снова сначала:

«Мы не знали друг друга до этого лета…»

Нет, я знала тебя и прежде, но только этим летом поняла, что́ ты для меня значишь… Когда ты исчез из моей жизни, когда я лишилась возможности слышать твой голос и обращаться к тебе по имени.

«И мое сердце остановилось,

Мое сердце замерло…»

Благодаря тебе я узнала, что такое сердце. Мне делали электрокардиограммы при поступлении в школу и в институт, я бывала у кардиолога, когда со всем классом проходила диспансеризацию, но я ничего не знала о своем сердце… Его чувствуешь, когда оно начинает саднить, замирать, шириться, когда ему не хватает места в груди, когда оно хочет разорваться и колотится так, словно бьет в набат, и в ушах отдается: «Я люблю тебя, одного тебя». Увидеть бы тебя еще раз хоть краем глаза! О, как бы тогда замерло мое сердце!..

Снова и снова я запускала «Романс»:

«Любой обманчив звук,

Страшнее тишина,

Когда в самый разгар веселья падает из рук бокал вина».

Почему не существует машины времени? Мне так нужно вернуться в тот вечер, когда разбился мой бокал с глинтвейном!

«И лампа не горит,

И врут календари,

И если ты давно хотела что-то мне

сказать, то говори».

Если бы можно было туда вернуться, я бы сказала тебе, что мне абсолютно все равно, брюнет ты или блондин. Молчаливый или разговорчивый. Что с тобой я готова карабкаться на Джомолунгму, спускаться в подземелья, погружаться в глубины океанов. Что я тоже однолюб. И не важно, что сказал бы ты в ответ.

Бывало, весь день напролет я не выходила из комнаты и не снимала наушников.

«И пускай ты не стала звездой в Голливуде,

Не выходишь на подиум в нижнем белье,

У тебя не берут автографы люди,

И поешь ты чуть тише, чем Монсеррат Кабалье…» —

– пел в наушниках Александр Васильев.

Да, мне не нужно ни успехов, ни поклонников, ни денег. Я не хочу быть знаменитой, не хочу блистать остроумием и танцевальным искусством, не хочу, чтобы в меня влюблялись. Мне безразлично, что думают обо мне люди, оборачиваются ли вслед, когда я иду по улице, модная ли форма у моих ногтей и отсвечивают ли на солнце мои волосы. Мне нужен только ты. С тобой я согласилась бы жить хоть в землянке, хоть в казарме, хоть в пресловутом шалаше, который стал бы для меня земным раем. В глуши, где нет ресторанов и кинотеатров, магазинов одежды и маникюрных салонов. Я согласилась бы променять на тебя весь мир. Ну, разве что дважды в год наведываться в город, чтобы повидаться с мамой… Я согласилась бы носить воду из колодца, доить коров и пасти коз. Заниматься охотой, собирательством и рыболовством, как первобытный человек. Топить печку дровами, которые ты нарубил бы в лесу, и подметать полы самодельным веником. Готовить кашу в чугунке. Расчесывать волосы костяным гребешком. Ходить в истертых джинсах и растянутой футболке. Нет, лучше в домотканой рубахе и в деревянных башмаках…

Ладно, деревянные башмаки – это перебор. И козы с коровами тоже. Не в них суть. Просто все, что прежде казалось мне значимым, даже необходимым – набитый под завязку гардероб и коллекция косметики, успех у противоположного пола и сознание своей привлекательности – померкло и измельчало, потеряло вес, смысл и ценность. Будто теперь я смотрела на все это в перевернутую обратным концом подзорную трубу.

Мама, конечно, замечала, что я сама не своя. Иногда я ловила на себе ее сочувствующий взгляд, но она тут же отводила глаза. Думаю, она все понимала. Она не пыталась вызвать меня на разговор, не надоедала расспросами. Только обращалась со мной особенно мягко, бережно, с нежностью, да старалась почаще стряпать мои излюбленные блюда. Случалось, трижды за неделю готовила курицу в мангово-сливочном соусе, за которую прежде я готова была продать душу. Но мамины кулинарные шедевры, как и прочее, потеряли для меня притягательность. Я забыла, что такое аппетит. Все, что я ела, на вкус было как камни.

Папа, также ни о чем не расспрашивая, пытался утешить меня по-своему. Он отступился от основополагающего принципа – проводить свободное время исключительно с мамой. И порой вместо нее приглашал в кафе или в кино меня. Без всякого повода дарил мне цветы. Купил заоблачно дорогие билеты на рок-оперу «Моцарт». Любопытствовал, какими рок-группами я увлекаюсь, и пробивал по Интернету, собираются ли эти группы давать концерты в нашем городе. Одним словом, вел себя как идеальный кавалер. То и дело повторял, как интересно и приятно со мной общаться, хотя собеседником я сделалась никудышным: «да», «нет», «не знаю» да кривая улыбка – на большее я была неспособна.

А сестра меня избегала. Бочком проскальзывала мимо, коли нам случалось ненароком столкнуться в коридоре или на кухне. Прятала глаза, как вор. Боялась со мной заговаривать. Мне чудилось, она единственная знает наверняка, из-за чего – точнее, из-за кого – я морю себя голодом и удрученно молчу. Кто виноват в том, что у меня изможденный вид и темные круги под глазами. И о ком я украдкой вздыхаю. Выходит, она не чужда наблюдательности, которой раньше я за ней не замечала. Не иначе как в тот памятный вечер, когда мы вчетвером ходили в ресторан, она раскусила, что к чему. По какой причине я терла Игоря пятновыводителем и прикладывала к пострадавшей брови салфетку. Даже, может быть, уразумела смысл моей дурацкой выходки, когда я ни к селу ни к городу выкрикнула: «Мы неплохая пара, правда, Игорь?» Она разгадала, в какой паре я мечтала бы состоять в действительности…

Похоже, ее снедало чувство вины. Но в чем она могла быть передо мной виновата? В том, что я вопреки логике, разуму и законам природы потеряла голову из-за ее жениха? Уж скорей она должна была обвинять меня и обижаться!

…Я неподвижно стояла у окна. Солнце слепило по-летнему, небо было синим, трава – зеленой, беспечно чирикали воробьи. Осень пока не давала о себе знать – лето только-только перевалило за середину. Еще не появились золотые подпалины у березы на другой стороне улицы, не порыжели широкие клены рядом с автобусной остановкой. Клен, что растет впритык к стене нашего дома, еще не начал ронять темно-красные со светлыми прожилками листья.

Неужели я никогда больше не смогу беспечно радоваться, как в тот день, когда кленовый лист слетел на мой подоконник? Как чудесно начинался мой первый курс! И как печально закончился…

Все, с меня хватит. Пора с этим завязывать. Не вечно же упиваться бесплодными страданиями, в конце-то концов. Лучше, не откладывая в долгий ящик, начать новую жизнь. Прямо сейчас.

С чего бы ее начать? Пожалуй, с того, что обезопасить себя от таких вот дурацких страданий. Спасибо, сыта по горло! Надо сделать вот что: дать себе клятву.

Хорошо бы написать ее кровью, подумала я, доставая из письменного стола чистый лист. Но нацарапать кровью целых пять слов – не стакан воды выпить. Я решила пойти более простым путем: взяла красную ручку. И четким крупным почерком начертала: