Читать книгу "Турецкий капкан: 100 лет спустя - Алексей Олейников"

После того как выяснились последствия неудачи морского штурма Дарданелл 18 марта, английское правительство вновь вернулось к мысли об участии Греции в операции и осуществило давление на С. Д. Сазонова, чтобы заставить его отказаться от непримиримой позиции, занятой в начале марта.

И русский МИД пошел навстречу пожеланиям союзников. Русская сторона подтвердила возможность территориальных приобретений Греции в районе Смирны, и греческий кабинет министров указал на два альтернативных предварительных условия для отказа Греции от нейтралитета: для этого требовалось либо присоединение Болгарии к Антанте, либо «формальное обязательство» держав, гарантирующее Греции неприкосновенность ее континентальной и островной территории, включая Северный Эпир.

Тем самым Греция вступала в антигерманскую коалицию, что исключало возможность каких-либо территориальных уступок за счет ее территории Болгарии, если только она сама не была бы инициатором этого. Наряду с Северным Эпиром Греция приобретала и желаемые ею острова.

В дальнейшем в содержание этого акта были включены:

1) территориальные уступки, которые будут сделаны Греции в Малой Азии;

2) территориальные и другие компенсации, которые державы предоставляют Греции для охраны прав и интересов эллинизма;

3) финансовые льготы и льготы в сфере военного снабжения.

За такой договор Греция соглашалась открыть военные действия против Турции, целью которых было уничтожение Турецкой империи, и взаимодействовать с союзными войсками на суше и на море. Было уточнено, что в случае если Болгария будет оставаться нейтральной, сфера действий греческой армии не будет вынесена за пределы европейской Турции.

Вспомнили греки и о Константинополе.

Так, принц Георгий, прибывший из Парижа, заявил, что приложит все усилия, чтобы восторжествовала идея интернационализации Константинополя, и намекнул на желательность вступления греческих войск в турецкую столицу. Этим дело не ограничилось: британский посланник в Греции известил Э. Грея, что в число условий греческого участия в войне входят интернационализация Константинополя, вступление короля во главе греческих войск в Константинополь, а также уступка Кипра.

Очевидно, что в данном случае присутствовал коварный расчет французского правительства, отстаивавшего первостепенное значение боевых действий против Германии и неохотно решившегося принять серьезное участие в Дарданелльской операции — не допустить чрезмерного укрепления Англии на Ближнем Востоке. Демарш с участием принца Георгия был рассчитан на то, чтобы парализовать дальнейшее расширение Дарданелльской операции. Соответственно, под влиянием французов и были предложены нежелательные как для России (интернационализация Константинополя), так и для Англии (уступка Кипра) условия.

Наиболее опасной для англичан была не уступка Кипра, а усиление французского влияния на греческую политику, которое грозило перемешать британские карты.

В свою очередь, желая стравить русских с французами и греками, Э. Грей сообщал русским коллегам, что греческий принц считает существенным, чтобы Константинополь был занят вооруженными силами Англии, Франции и Греции, до того как русские войска смогут вступить в него, поскольку он опасается, что если русские войдут в город первыми, то не пустят туда других союзников.

Возбудив подозрения России против Греции, французская дипломатия признала свое дело сделанным и дезавуировала заявления принца Георгия. 19 апреля посол Франции в России М. Палеолог уведомил С. Д. Сазонова о том, что:

1) нецелесообразно гарантировать Греции на длительное время неприкосновенность ее территории, ибо это исключает возможность привлечь к участию в войне Болгарию, с которой в это время также велись переговоры;

2) невозможно объявить, что уничтожение Оттоманской империи является конечной целью войны, в которой Греция приняла бы участие;

3) невозможно допустить, чтобы Греция сама определила как территорию, где может быть использована ее армия, так и условия начала военных действий.

Цель была достигнута — во время дележа шкуры неубитого медведя, благополучно играя на русско-греческих противоречиях, англичане с одной стороны и французы с другой сделали все, чтобы Проливы и Константинополь не вернулись в православные руки.

В итоге С. Д. Сазонову оставалось, к удовольствию англо-французских «партнеров», которые своими «уступками» приобретали новые права на «благодарность России», ломиться в открытые двери и взять на себя ответственность в отклонении греческой помощи, причем незадолго до тяжелых неудач русской армии на австро-германском фронте.

20 апреля С. Д. Сазонов высказал убеждение, что не может быть и речи о переговорах между союзниками и Грецией. Великий князь Николай Николаевич также сообщил министру, что считает с военной точки зрения (!) крайне желательным избежать совместного с греческими войсками вступления в Константинополь.

Грекам было заявлено, что судьба Константинополя «окончательно решена союзниками» и никаких изменений в этом отношении быть не может, вступление греческого отряда в Константинополь и тем более во главе с королем Константином недопустимо, а уступка Греции Кипра нежелательна не только с точки зрения Англии, но и с точки зрения России, потому как она «обеспечила бы Греции преобладающее положение в восточной части Средиземного моря (!)».

Вопрос об участии Греции в Дарданелльской операции окончательно отпал.

По мере того как на пути реализации Дарданелльской операции вставали преграды, а перспективы на привлечение к ней Греции становились вследствие позиции России все менее благоприятными, английский кабинет стал усиленно интересоваться болгарским вопросом.

Уклончивая позиция, занятая Э. Греем в августе 1914 г. по отношению к попытке С. Д. Сазонова привлечь Болгарию на сторону Антанты путем обеспечения ей серьезных компенсаций со стороны Сербии, Греции, Румынии и обещания ей восточной Фракии до линии Энос — Мидия, объяснялась как нежеланием британцев содействовать воссозданию Балканского союза под эгидой России, так и надеждами на участие в Дарданелльской операции Греции.

Отношение правящих кругов Греции к Болгарии и территориальным уступкам в ее пользу в области Эгейского и Мраморного морей протекало в духе старой вражды к опасному конкуренту. Более того, Греция всеми силами старалась удержать от уступок Болгарии и сербское правительство.

Получался замкнутый круг, в котором Греция и Болгария были связаны как сообщающиеся сосуды — друг с другом, с судьбой Балканского фронта и Дарданелльской операции.

Этим во многом предрешалось отношение держав Антанты к Болгарии, которое в феврале 1915 г. привело к получению Болгарией займа не в Париже, а в Берлине.

Когда после неудачи у Дарданелл 18 марта в Лондоне вновь попытались привлечь Болгарию на свою сторону, шансов уже оставалось мало.

С момента обретения независимости от турецкого владычества Болгария стала ареной напряженной борьбы ведущих держав за влияние на Балканах. В 80-х гг. XIX в. это была борьба между Россией с одной стороны, и Австрией и Англией, к которым вскоре примкнула Италия, с другой стороны. Германия пока воздерживалась от активного участия в болгарском вопросе. Первым проявлением интереса к Болгарии в германской политике явился отказ в 1890 г. от возобновления русско-германского секретного договора от 18 июня 1887 г., одним из основных положений которого являлось признание Германией законности преобладающего и решающего влияния России в Болгарии и Восточной Румелии. С превращением железнодорожных концессий Германии в обширную багдадскую концессию (1899) в России поняли, что Германия, опираясь на мощь своей торговли и промышленности и быстрый рост финансового капитала, вступает на путь борьбы за политическое влияние на Оттоманскую империю, а вместе с тем и за влияние на Болгарию. С появлением на болгарской арене Германии усилился интерес к болгарским делам и Франции.