Читать книгу "Игра в поддавки - Александр Митич"

Три цвета на плане — красный, оранжевый, желтый. Красный означает высшую опасность, зеленого нет совсем, да и желтого маловато. Наше помещение отмечено оранжевым, но рядом с ним все красным-красно. И надпись: «Полтергейст?» Вот именно так, с вопросительным знаком. Это радует. Небось кто-то наложил в штаны, увидев нечто непонятное, но сам унес ноги, иначе кто бы нанес на план эту надпись?

Под нами нет нижнего яруса, зато коридор за поворотом на плане обрывается и тонет в красном, как отрубленная конечность. Ясно: туда никто не ходил, а кто ходил, тот не вернулся, и куда ведет коридор, одной Зоне известно. Оттуда в первую очередь можно ждать неприятностей.

А еще откуда? Из любой соседней комнаты — это во-первых. Снаружи здания — это во-вторых. Как раз к тому времени, когда выход из подвалов перестанет быть однозначно летальным делом, рассосется «воронка» при входе, а ночная темень даст простор всем тварям, боящимся света. В общем, в коридор мутанты могут попасть откуда угодно, в том числе извне здания. И пускай себе. У нас все-таки стальная дверь.

В кармане моего рюкзака всегда есть две-три свечи. Нет, не от геморроя, а те, что горят. Зажигаю одну, а фонарик гашу — будем экономить батарейки. Знаю, у Вычета в рюкзаке есть еще один фонарик с ручным генератором, но он жужжит, сволочь, и кисть руки от него устает, а нам сейчас нужен отдых. Горит свечечка, и как-то уютнее с нею, что ли. Вычет на огонек уставился и не мигает. Хорошее у парня лицо, даже не скажешь, что мы с ним родственники. Нет. я тоже не урод, но… разные мы. А больше всего мне нравится в нем то, что он быстро поехал после того, как долго запрягал. Ну или я его запряг, не важно это. В движении человек, хоть и сидит в данную минуту сиднем на тощей своей заднице, все равно он при деле и с ясно поставленной целью. Все-таки он очень хорош для новичка, а я всяких новичков повидал — и трусливых, и нахальных, и жадных до крайней степени, и подлых хуже всякой твари, и попросту глупых. Ну и мертвых, конечно. Долбишь новичкам, долбишь, что нельзя относиться к Зоне как к чему-то привычному, человеческому, ибо нет в ней ни справедливости, ни агрессивности лично к тебе, ни жалости к тебе же, и даже своих, ею самой для себя установленных законов в ней нет, а есть лишь закономерности с кучей исключений вроде «шнека» или отложенного выброса, — а они не верят. Иной кивает: понял, мол, не дурак, а я все равно вижу, что понял он только мозгами, а до печенок не дошло. Если неглуп и восприимчив — может, станет сталкером после того, как Зона его пошлифует как следует, а если имеет твердый лоб и несокрушимое убеждение в том, что мир устроен именно так, как ему, дураку, хочется, — гробанется обязательно. Ходил у меня один такой в напарниках, но недолго — я его отшил, чтобы он не при мне в ящик сыграл и меня за собой не потянул. Уж как он меня ни упрашивал, я в ответ только советовал ему покинуть Зону как можно скорее и жить долго. Не послушал он меня, конечно, и сгинул. С Хвостом пошел к Радару, и Хвост оттуда в «Харчи» один вернулся…

Тишина за дверью, и у нас тишина. Слышно, как временами потрескивает фитиль свечки. Одна треть уже сгорела. Когда сгорит вся, я зажгу новую, а когда прогорит и она, можно будет рискнуть высунуть нос на улицу. Для пробы. Рассветет еще не скоро, ночью бродить по Зоне мало кто отваживается, но я сейчас смелый. Наверное, это от трусости — понимаю, что оставаться здесь до утра ничуть не безопаснее. Чем раньше мы отсюда смоемся, тем лучше — жаль, нельзя это сделать прямо сейчас.

— Знаешь, — говорю Вычету шепотом, — а Зона, по-моему, тебя любит.

Он смотрит на меня непонимающе.

— Серьезно, — говорю. — Ну гляди: мы вроде вне закона, а до сих пор живы и хорошо продвигаемся. Это раз. «Шнек» нам, точнее, тебе Зона подбросила — это два. Ведь ты его нашел? Опять-таки Зона обозначила выброс, а потом отложила его, чтобы мы могли спокойно уйти от облавы. Это три. Позволила нам найти убежище — это четыре. Как тебе мой устный счет?

— Ты тоже думаешь, что Зона заставила тебя тащить меня к Монолиту? — вопросом на вопрос отвечает Вычет.

— Я? Идиот я разве? Никогда не верил в сказки. Зов — чушь собачья. Просто я думаю, что ты Зоне по нраву. Может, потому что денег не хочешь, может, еще почему, не знаю… Такое бывает, знаешь ли. И ты этого бойся, — говорю. — Были сказочно удачливые сталкеры, некоторых я знал, а почти все в конце концов в Зоне легли. Сволочь она — сначала любуется и бережет, а потом хрясь — и хоронить даже некого.

— Как ребенок, — улыбается Вычет. — Младенец и игрушка. Поиграет, а потом разобьет.

— Во-во, как ребенок. А ты его игрушка.

Улыбаясь еще шире, Вычет качает головой. Он мне не верит. Но хоть улыбаться иногда начал — уже хорошо.

— Значит, ты думаешь, что Зона — существо? — спрашивает он. — А раз существо, то она и любить кого-то может?

— Откуда мне знать? — говорю. — Мне до сих пор просто выжить в ней хотелось и вернуться не пустым, а обобщения не по моей части. Насчет существа ты научников поспрашивай, есть тут у них недалеко лаборатория, может, пересечемся…

— Объект «Янтарь»? — проявляет осведомленность Вычет.

— Ага. Была бы тут нормальная местность — за час бы дошли прогулочным шагом.

— Мы пойдем туда?

— Если нас вынудят, мы еще и не туда пойдем… Тссс!

Вычет — умница — не издает ни звука. Спрашивает одними глазами — что, мол, такое?

Я тоже дыхание затаил. Послышалось? Нет, это шорох был. Шорох за дверью. Вот опять… Едва различимый шорох, но множественный.

— Тихо… — шепчу. — Слышишь? Кто-то мелкий. Но много.

— Эти, как их… бюргеры, что ли? — опасливо любопытствует Вычет.

Анекдот он ходячий. С бюргером я бы пива выпил, сосисок пожрал. А бюреров надо мочить — гадкие они твари. Не могу поверить, что их предки — люди. Скорее бюреры смахивают на горилл, только совсем небольших, мне по пояс, и безволосых. Ноги короткие, а руки, говорят, чудовищной силы. Нападают и поодиночке, и стаей. Еще про них говорят, что умеют они предметы на расстоянии двигать, но сам я этого ни разу не видел и не знаю, верить ли. Одно в них хорошо: света они не любят, как морлоки уэллсовские.

И очень плохо, что почти вся ночь еще впереди, долгая декабрьская ночь… На улице не спасешься. Но свет у нас есть, и оружие есть, и дверь крепкая, авось продержимся. Надо продержаться. Помирать кому охота, а помирать с виной и того хуже. Я ведь Вычета в это дело втравил да еще как старался.

Шорох слышнее стал, потом по двери что-то проскрежетало с той стороны неприятным таким скрежетом. Похоже, лапа когтистая, мощная. Бюреры это, конечно, больше некому.

— Они знают, что мы здесь? — еле слышно шепчет Вычет, а сам напряжен и дышать забыл. Глупый вопрос. Чего тут знать-то?

— Жди, — говорю, — мимо тебя твое не пронесут, — а сам нет-нет, да и взгляну на вентиляционную решетку. Крысе не пролезть, бюреру тем более, но все равно не нравится мне эта дыра за решеткой. Помнится, болтал кто-то в баре «Харчи» о мутировавших дождевых червях, а кто и что болтал — не помню, пьян был, да и года четыре как-никак с той поры прошло.