Читать книгу "Манекен - Наталья Нестерова"

– Вы беременны? Вам плохо? – раздался рядом женский голос. – Вот бумажная салфетка, вытритесь.

Мужчина и женщина, пара, стоят рядом, смотрят сочувственно.

– У нас есть лимон, – продолжала говорить и действовать женщина. – Игорь, достань из сумки. Глубже, на дне, ищи, мы ведь покупали. Чем разрезать? Ничего, если маникюрной пилочкой? Игорь, пили! Девушке надо кисленького, несколько капель и воды. Игорь, что ты такой медленный? Открывай бутылку. Да не быстро! Газ! Выплеснулось, ты меня всю окатил! Но это мелочи. Выпейте, девушка! Или просто рот прополощите. Вам лучше?

Нина кивнула. Негаданная помощь и, главное, понимающее сострадание растрогали ее необычайно. Потекли слезы, не могла слова произнести, только смотрела на них со всей признательностью, на которую была способна.

– Держитесь, бывает, – сказал Игорь. – Когда моя Таня на сносях, – кивнул в сторону жены, – я за ней с тазиком бегаю. Иначе всю квартиру заблю… запачкает.

– Мне кислая водичка помогала, – подхватила Таня. – Возила при себе постоянно. Как замутит, надо несколько маленьких глотков делать. Почему вы плачете?

– Ужасно стыдно! – ответила Нина.

– Глупости! – махнул рукой Игорь. – Знаете, как говорят альпинисты? Лучше гор могут быть только горы (Нина вздрогнула и перестала плакать). Они ошибаются. А я вам скажу авторитетно: лучше детей могут быть только дети!

Нина ехала домой, везла в пакете пластиковую бутылку с водой, в которую Игорь и Таня выдавили сок лимона и вручили Нине. Чужие люди, скорее всего никогда в жизни с ними больше не встретится. А как помогли! Если бы с неба упали два ангела с конкретным заданием оказать Нине поддержку, вряд ли бы справились лучше.

«Я бы подошла к человеку, который прилюдно извергает непереваренный обед? – спрашивала себя Нина. И отвечала без сомнения: – Никогда! За десять метров брезгливо бы обошла. Поскользнувшуюся старушку поднять, слепому помочь улицу перейти – конечно, пожалуйста. А неэстетичные проявления животной слабости не для нас».

Кажется, опять подташнивает. Нина наклонилась и, не вынимая бутылочку из пакета, сделала глоток.

– Ненавижу! – бросила Нине в лицо рядом сидящая женщина и поднялась. – Все загадили! В транспорте пиво хлещут, никого не стесняются! Чтоб вы сдохли, алкоголики проклятые!

Женщина пошла к дверям, на выход. Ей было примерно столько же лет, сколько Игорю и Тане. Блюстительница нравов излучала ненависть, от которой легко сгореть, обуглиться. Так бы с Ниной и произошло, если бы не полученная через короткое время большая доброта.

От чего зависит количество злых и добрых людей? Чем регулируется перевес этих качеств в нас самих? Общим благополучием общества, сытостью, чистотой жизненного пространства, традициями, правилами, внушенными в детстве, генетической расположенностью… Можно долго перечислять очевидные параметры, каждый из которых существенен, а все вместе они выглядят некрупно, как коллективный снимок великанов – все одного роста и никто гигантизмом не выделяется.

Нина отвлеклась на размышления о природе человеческой, и страшная проблема – негаданная беременность – слегка отодвинулась в сторону. Когда можешь думать о чем-то отвлеченном, главное несчастье ослабляет удавку на твоей шее.

Кстати, однажды, когда они с Сергеем шли по улице и увидели пьяного, валяющегося у обочины, Сергей приостановился, освободил руку, которой держал Нину за плечи, подошел к скрюченному на асфальте телу, потряс.

– Мужик, ты жив? Отрубился в кайфе или с приступом?

Это был бомж, от которого воняло нестерпимо. Потом и Сергей, оттащивший бомжа до лавочки, пах мерзковато. Нина зажимала нос и не подпускала Сергея, пока не проветрится, гундосила: «Зачем ты его трогал?» Сергей объяснил: его школьный учитель, мировой дядька, упал на улице в лужу, пытался ползти, перепачкался, замер. Прохожие думали – грязный алкаш, обходили стороной, перешагивали. Возможно, учитель все равно бы умер, доставь его в больницу вовремя или с большим опозданием. Но он точно не заслуживал того, чтобы валяться пять часов в грязи.

Сергей устроил бомжа на лавочке, потому что пострадал его учитель. Игорь и Таня предложили помощь, потому что знают мучения беременной. Необходим личный горький опыт, чтобы стать милосердным?

– Я знаю!

– Нет, я скажу!

– Я первый!

– А я первее!

– «Первее»! – презрительно воскликнул Шура. – Еще филолога из себя строила! Меня исправляла в русском. Сама говорить правильно научись. Слушай сюда!

– Куда «сюда»?

Двойняшки перебивали друг друга. Хотелось высказаться, дать ответ на вопрос, который мысленно задала себе мамочка.

Во внешней жизни ничего особенного не происходило. Мамочка пришла домой. Бабушка Эмма на кухне читала книгу. Предложила мамочке ужин. Услышав отказ, задала с надеждой на разговор вопрос:

– Как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, хорошо. Просто немного устала, пойду спать.

Бабушка Эмма, конечно, расстроилась, не удостоившись признания. Но мамочка вовсе не хотела обидеть бабушку Эмму недоверием. Мамочка действительно очень устала. Кроме того, еще не решила, кого посвящать в особенности своего состояния. Ее страшила перспектива признаться папочке, непредсказуемость его реакции. Точнее предсказуемость полярная – либо раздражение и досада, либо благородное мужское взваливание на собственные плечи ответственности за счастливые мгновения соития. Третьего не дано. По всем статьям, папочка казался мамочке благородным, то есть готовым подставить плечи и остальные части тела. Но по трезвой современной логике, папочка вовсе не обязан жертвовать личной свободой. Тем более что ему на шею садились сразу два ребенка.

Кто из них лишний, Шура и Женя благоразумно не обсуждали. Но у каждого имелось свое мнение.

Мамочка расстелила постель и легла. Смаривало. Как ни терзали ее сомнения, усталость и пережитые стрессы брали свое.

Она сейчас напоминала дедушку Клода. У него могли быть какие угодно неприятности: бабушка Хельда вторые сутки разродиться не может, у рабочих лошадей отлетели подковы, у свиней экзема, у детей оспа, камин чадит, крыша течет, налоги не заплачены, долги не получены, какие беды завтра принесет, неведомо, – а дедушка засыпает и богатырски храпит. Благодаря спасительным вопросам-мыслям: «Кому я завтра нужен полуживой? Кому станет проще, если я ночью тридцать трубок выкурю, два литра шнапса выпью и нервы в узел завяжу?»

– Ладно, уступаю, – протяжно зевнула Женя. – Говори, недоросль!

Но Шурка вместе с сестрой и вслед за мамочкой также хотел вздремнуть. Все-таки Женька хитрая проныра! Подстроит так, что когда спорить можешь – не дает слова ввернуть, а когда не хочется, глаза закрываются, – трибуну предоставляет. А мы тоже не лыком шиты! Один и точный выпад! Тем более что сестре ничего подробно объяснять не требуется. Когда они длинно повествуют о предках, это для собственного удовольствия порассуждать, а не потому что собеседник не в курсе исторического прошлого.