Читать книгу "Час расплаты - Тэми Хоуг"

Между страницами книги она прятала лезвие бритвы. Лия осторожно взяла его, зажав между большим и указательным пальцами. Предвкушение облегчения, которое принесет ей боль, сразу же успокоило девочку. Она задышала ровнее, ловя взглядом отражающийся от стали блеск. Сердце забилось спокойнее в груди. Прижав кромку лезвия к животу, она нанесла очередную рану.

Боль была сильной и отрезвляющей. Девочка как завороженная наблюдала за тем, как из раны засочилась алая кровь. Казалось, вместе с ней из ее тела сочится душевная боль. Страшная сила, еще минуту назад сдавливавшая ей грудь, куда-то исчезла, словно воздух из проткнутого шарика.

Облегчение было неимоверным. Девочка почувствовала слабость и легкое головокружение. Она тяжело дышала, словно только что участвовала в спринте.

К сожалению, как всегда, это облегчение оказалось недолговечным. После странной, хорошо знакомой ей по прошлому эйфории пришли стыд и отвращение.

Что с ней такое? Почему она занимается этой мерзостью? Если кто-нибудь об этом узнает, люди решат, что она больная на голову. О маме и говорить нечего. Лия даже представить себе не могла, что произойдет с мамой, узнай она о том, что делает ее дочь.

Впрочем, несмотря на чувство стыда, девочка понимала, что будет повторять это снова и снова… Ощущение пустоты и отвращение к самой себе, которые следовали после нанесения раны лезвием бритвы, были ничем по сравнению с теми ужасными терзаниями, которые доводили ее до этого.

Чувствуя полный упадок сил, Лия промыла рану и залепила ее медицинским пластырем. Смыв кровь с лезвия, она снова спрятала его между страницами книги. Затем девочка вернулась в кровать, легла, свернувшись калачиком, обняла подушку так, словно это был плюшевый мишка, и попыталась заснуть.

9

Роланд Балленкоа любил работать по ночам. Ночью все кажется каким-то особенно таинственным. Мир уже не настолько переполнен людьми. Чем меньше людей суетится в потоках жизненной энергии, тем больше для него останется. Ночью Балленкоа чувствовал себя сильнее и куда могущественнее, чем днем.

Ночью весь мир превращался в его темную лабораторию. Накануне вечером он несколько часов проявлял пленку, которую отснял за день, а затем наступало время прогулки, во время которой его глаза заменяли ему объектив фотоаппарата.

Ночь выдалась прохладной. Балленкоа порадовался тому, что, выходя из дома, он накинул на себя темную толстовку с капюшоном. Сев в свой автофургон, мужчина проехал несколько кварталов до того места, где побывал днем. В некоторых окнах расположенных возле колледжа домов, несмотря на поздний час, до сих пор горел свет, зато уличные фонари уже погасли. Роланд остановил машину у бровки тротуара в одном из переулков и выбрался наружу.

Ночные прогулки нравились ему. Мужчина с удовольствием разглядывал архитектуру встречающихся на его пути зданий. Эта часть города представляла собой мешанину разнообразных стилей. Попадались дома, выдержанные в викторианском стиле, а также в стиле испанского барокко и крафтсмен.[7]Их строили здесь в конце двадцатых и начале тридцатых годов. В пятидесятые предпочитали странные, в стиле ранчо дома, которые совсем не гармонировали с окружающим их архитектурным ансамблем.

Здесь росли высокие деревья и густые живые изгороди. Здесь легко было следить за кем-то, оставаясь незамеченным. Здесь он мог передвигаться, не привлекая излишнего внимания. Для наблюдателя это то, что нужно.

Роланд уже приезжал сюда днем сегодня и позавчера. Припарковав свой автофургон у тротуара, он наблюдал за сновавшими туда-сюда людьми. Большинство из них составляли студентки, многие даже очень симпатичные.

В этом отношении Мак-Астерский колледж был уникален. Летом здесь было не менее оживленно, чем во время учебного года. Славившийся своими музыкальными традициями Мак-Астерский колледж принимал у себя каждое лето фестиваль, на который съезжались люди в буквальном смысле со всего света. Многие знаменитые исполнители классической музыки приезжали по этому случаю в Оук-Кнолл, а потом оставались на время, работая по программам летнего обучения.

Наблюдая за жителями этого переулка, Роланд Балленкоа пришел к выводу, что во многих здешних домах живут студенты. Так, к примеру, вон в том большом угловом доме в викторианском стиле обитает женское общество.

Сойдя с тротуара, мужчина накинул на голову капюшон и зашагал по аллее.

С тыльной стороны строения не было ни забора, ни калитки. Кусты живой изгороди создавали ощущение приватности, но кончались у подъездной дорожки, которая вела к большому гаражу, теперь переоборудованному в огромную прачечную, обслуживающую обитательниц дома.

Боковая дверь не заперта. Свет нигде не горит. Не слышно шума стиральных и сушильных машин. Роланд проник внутрь прачечной и вытащил из кармана электрический фонарик. Пятно бледно-желтого света вырвало из тьмы две стиралки, две сушилки и два длинных стола из нержавеющей стали в центре помещения для сортировки и складывания белья.

На столе стояла бельевая корзина с выстиранными и высушенными, но не сложенными полотенцами. На полу возле одной из стиральных машин лежал целлофановый пакет с бельем для стирки. На нем несмываемым маркером было написано «Рэни Паквин».

Схватив пакет, мужчина уселся на одном из разномастных мягких стульев, выстроенных в ряд у стены в конце комнаты. Зажав фонарик зубами, он открыл пакет и принялся рыться в грязном белье.

Футболки, шорты цвета хаки, джинсы, белая теннисная форма… На дне он нашел то, что искал: несколько малюсеньких шелковых трусиков. Джекпот.

Выключив фонарик, Роланд сунул его обратно в карман толстовки. Выбрав трусики по вкусу, мужчина зарылся в них лицом и глубоко вдохнул, желая почувствовать запах девушки. Затем он провел шелком по лицу и, найдя то место, которое должно было касаться девичьей промежности, прижал его к носу и рту. Свободной рукой мужчина расстегнул молнию на джинсах, схватил свою напряженную плоть и, обернув ее другими трусиками, начал себя ласкать.

Запах был для него небом и адом, удовольствием и мучением, сущей отравой… Он проник ему прямо в голову. Роланд полизал ткань, а потом попробовал ее на вкус. Лаская свой член, он принялся сосать шелк. Вскоре все его тело напряглось, Роланд застонал и кончил прямо на зажатые в кулаке трусики.

На минуту он позволил себе расслабиться, откинувшись на спинку стула. В нос ударил запах собственного пота и спермы. Несмотря на эйфорию, он чувствовал себя очень слабым и опустошенным.

После нескольких секунд блаженства Балленкоа вытерся женскими трусами, а затем запихнул их как можно глубже в пакет с грязным бельем Рэни Паквин, запрятав в комке лифчиков и другого нижнего белья. Оставшиеся женские трусики он засунул себе в расстегнутую ширинку.

Довольный собой, Роланд Балленкоа выбрался из гаража, прошелся обратно по переулку к автофургону и поехал домой. Ему еще предстоит сегодня поработать.