Читать книгу "Смертельная верность - Татьяна Ефремова"

— А разве можно наследовать собаку?

— А чего же нельзя? Такое же имущество, как и все остальное. Документы на него оформлены. Да только не получится у Кольки ничего. Наследство — это через полгода только. К этому времени наследовать нечего будет. Сдохнет Райс. От него уже ничего, считай, не осталось — кожа да кости. И взгляд потухший. Не жилец.

— Что же он его, не кормит, что ли?

— Колька-то? Да вы что! Кормит, еще как. Говядину с рынка подсовывает. Только не ест пес ничего. Тоскует. Вторая неделя уже пошла. От прежнего Райса там совсем ничего не осталось. Доходяга. Теперь уже недолго. Не везет Кольке с этой собакой, хоть плачь.

Глава 7

Ольга Кузнецова брела по улице и пыталась унять колотившееся сердце. С чего она так разволновалась вдруг? Обычные формальности. Человек погиб — опрашивают родственников. Даже бывших. Вот зачем она за Кузнецова тогда замуж пошла? Не терпелось поскорее «окольцеваться». Вот и расхлебывает теперь. Главное, тревожиться совершенно не из-за чего. Обычные вопросы задавали, как всем. В конце концов, у них общий ребенок. Ксюша, кстати, наследница. Сама Ольга ни на что претендовать не может, она ему больше не жена. А вот дочка — вполне. Дети бывшими не бывают. Стоп! Вот про наследство-то она и не подумала. У Юрки ведь квартира была и машина. Вот и наследство. Да и деньги, наверняка, у него имелись. Не может быть, чтобы у такого, как Кузнецов, и не было чего-то в загашнике. Всегда прижимистым был, каждую копейку считал, чтобы лишнего не потратить. Да еще родители его говорили, что какой-то чудик к ним приходил, уговаривал пса Юркиного продать. Даром не стал забирать, хоть и предлагали, хочет, чтобы все по закону. А по закону если, так собака — это имущество, а значит, наследство. А значит, и Ксюшина доля во всем этом есть. Как же она раньше об этом не подумала?

Ольга остановилась. Не резко, словно наткнувшись на что-то, нет. Воздух вдруг стал вязким, словно в воду входила, и ноги, будто ватные. Каждый шаг давался все труднее, и в конце концов она остановилась посреди тротуара, оцепенев от ужаса. Как же она сразу не подумала про наследство?! Ведь это мотив. Пусть наследницей только Ксюша считается. Она маленькая, а Ольга — мать. И больше других заинтересована, чтобы дочка это наследство чертово получила. И значит, подозревать ее могут запросто. Наверняка, уже и подозревают. Опер этот сегодня хоть и спрашивал, сколько прожили, да почему разошлись, наверняка думает, что мотив у нее есть. Только виду не подавал. И баба эта еще, что под конец разговора пришла. Не просто так она села и на нее молча уставилась. Явно ждали, что Ольга нервничать начнет и себя выдаст. Хорошо, что она только сейчас об этом догадалась. А то, действительно, занервничала бы, начала мямлить, путаться. И тогда бы они точно решили, что она в смерти бывшего мужа была заинтересована. А что? Очень удобно. Бывшая жена убивает бывшего мужа, чтобы обеспечить наследство их общему ребенку. А то, что наследство там небольшое, так это не беда. Им, голодранкам, и это сойдет. Да им двухкомнатная квартира — просто подарок небес. И пойди потом, рассказывай, что не нужна тебе эта его квартира. И вообще ничего от него не нужно. Все, что тебе нужно сейчас — это свалить из этой страны как можно скорее, и забыть всю эту жизнь, как страшный сон. А наследство пусть родители Юркины забирают. И квартиру, и машину, и собаку эту, пропади она пропадом.

Трясущимися руками она достала из сумки пачку сигарет, долго не могла подцепить ногтями плотно прижатый к другим фильтр. Долго чиркала дешевой зажигалкой. Наконец закурила, с силой затягиваясь успевшей отсыреть сигаретой. А ведь собиралась бросить. Даже пачку эту покупать не хотела. В последний момент взяла, сама себя ругая за нетвердый характер. Бросать надо. Стиву-то она сказала, что не курит. Они же там, в Америке, на здоровом образе жизни помешаны все. Вот и приходится соответствовать. Она даже волосы отрастила подлиннее, потому что тетка в брачном агентстве сказала, что иностранцы в русских женщинах ищут мягкости и женственности. А феминисток у них своих хватает.

Ольга закрыла глаза и представила Америку, как она представляла ее последние полгода. Маленький домик на берегу океана, пляж и они с Ксюшей, бегущие по песку. И никакой долгой и снежной зимы, никаких промерзших насквозь трамваев по утрам, никаких слипшихся макарон вечером. Море, пляж и здоровый образ жизни. И последнюю сотню не надо будет растягивать до зарплаты.

В кармане запиликал мобильник. Ну конечно, Лелик. Кому же еще быть? Вот тоже напасть, не отвяжешься. Скорее бы уже уехать, забыть и Лелика тоже. Всего недельку осталось потерпеть, а там сядут они с Ксюшей на самолет и улетят в другую жизнь.

— Всего неделя, — проговорила она, как заклинание, и нажала на кнопку. — Ну, чего тебе? Я же говорила, чтобы ты мне не звонил больше.

* * *

Петр Алексеевич пошел проводить нас до крыльца. Стоял, сунув руки в карманы поношенной куртки, смотрел на резво бегущие по небу тучи.

— Смотри-ка, распогодилось. А уж думал, придется грязь месить. У меня группа сегодня в пять часов, — пояснил он. — Общий курс дрессировки, щенки в основном. А тут и солнышко даже проглядывает. Погодка, как по заказу.

Солнышко не просто «проглядывало» — оно пригревало уже совсем по-летнему, словно пытаясь напоследок, под вечер, загладить вину за нудный промозглый день. Мы топтались на невысоком, в две ступеньки, крылечке, не решаясь шагнуть на мокрую, скользкую землю.

— Петр Алексеевич, а какие отношения были у Кузнецова с Рыбкиным?

— Наболтали уже? — Покачал он головой. — Вот народ! Все выложат: и что было, и чего не было.

— Чего не было, можно не рассказывать. А вот, что было, хотелось бы услышать, — не унимался Димыч.

— Да никаких особых отношений не было у них. Сцепились пару раз, так этого у нас сколько угодно. Я тоже с Юркой ругался, бывало. Однажды чуть не подрались. Он мне потом сказал, что по морде не съездил только потому, что я его отца старше буду. Тоже мне, гуманист нашелся! Да я бы его сам отделал, мало не показалось бы. Возраст он мой вспомнил, сопляк! Так что, сложные отношения у Кузнецова были со всеми. Проще сказать, с кем он не ругался. Может, пара человек таких и найдется. А так, всех можно арестовывать. Меня первого — я сколько раз грозился его уволить к чертовой матери.

— А при чем тут «арестовывать»?

— Ну, вы же не просто так про их отношения с Рыбкиным спрашиваете. Вы же думаете, раз они друг друга терпеть не могли, так Коля запросто его убить мог. Тем более, Райс теперь ему достался. Ведь так? А я вам скажу, что ерунда это все. Не мог Коля никого убить. Не такой он человек. Я скорее поверил бы, что Юрка кого-то пришить может. А Рыбкин не такой.

— А какой он, ваш Рыбкин?

Давыдов задумался на секунду и сказал твердо:

— Добрый. Вот какой. Добрый и жалостливый. Бывают, представьте себе, и такие люди. Он, кроме нашего центра, еще во дворце пионеров кружок ведет. С ребятишками возится.

— Что за кружок?