Читать книгу "Ричард Длинные Руки - конунг - Гай Юлий Орловский"

Если, конечно, церковь будет прочно стоять на задних конечностях и грозить королям не только пальчиком, но и тяжелой дубиной.

Моя задача – укрепить ее настолько, чтобы не только порицала войны и старалась запретить луки и арбалеты, но и могла это сделать.

Меня суетливо приветствовали, коня ухватили под уздцы, а Бобик уже исчез, держа нос по ветру, справа и слева пошли богато одетые люди, кланялись и что-то говорили угодливыми голосами, но в моей голове стучало неотвязно: что воля одного человека? Она в состоянии не только завоевать мир, но и на некоторое время удерживать громадные империи в одном кулаке. Но погиб Александр Македонский, и рассыпалась его исполинская империя. Умер Чингис, погиб Аттила, и ничего не осталось от их завоеваний.

Зато церковь вечна. По крайней мере, в сравнении с человеческой жизнью. Не знаю, так ли замышлял создатель христианства Павел, но только она способна удерживать государства воедино вне зависимости, какие короли там сменяются, какие интриги плетут и какой из бастардов добивается трона.

Похоже, только я один понимаю, какое великое дело церковь может совершить, если не мешать ей укрепляться. А лучше устранять всяческих мешателей. Хотя бы самых активных.

В честь возвращения майордома – целый день отсутствовал! – устроили праздничный ужин. На стол подавали целиком запеченных кабанов, оленей, вино лилось рекой, музыканты дудели и били в бубны, а в завершение устроили танцы, чинные и неторопливые, когда фигурки сходятся и расходятся, как в старинных часах.

Я насыщался, не глядя, в голове рой идей, с отбытием ватиканцев как будто плотину прорвало, даже руки дрожат от нетерпения переделать все и сразу.

В толпе я увидел странный диссонанс: человек в черных доспехах, забрало поднято, можно рассмотреть смуглое лицо, хищный нос и широкие черные брови. Он не двигался, только взгляд перебегал по танцующим.

Я поглядывал на него с беспокойством, за спиной раздался веселый голос:

– Кого рассматривает с таким вниманием мой лорд?

– Да так, – пробормотал я.

Арчибальд Вьеннуанский, веселый и белозубый, единственный сын могущественного лорда Чарльза Фуланда, встал рядом, веселый и пропахший вином настолько, словно искупался в нем.

Я медленно отхлебывал из чаши, вино потеряло всякую сладость. Арчибальд проследил за моим взглядом, потом посмотрел на мое лицо, охнул.

– Да что случилось?

– Пока ничего, – ответил я тихо. – Кто вот тот в черном?

Он повертел головой.

– Где?.. Сэр Мелантип?

– Прямо смотрите, – сказал я и показал взглядом. – Вон тот.

Он медленно начал трезветь, лицо побледнело, а голос дрогнул.

– А каков он?

– В черных доспехах, – сказал я. – Ростом с меня. Лицо злое, брови черные…

– В доспехах? – переспросил он. – Здесь? Это невозможно…

– В доспехах, – подтвердил я мрачно. – И почему на него не обращают внимания?

– А глаза? – спросил он быстро. – Какого цвета?

– Отсюда не видно.

Он сказал поникшим голосом:

– Да это и неважно. И так понятно…

– Кто это?

– Черный Гость, – ответил он. – Вы уже поняли, мой лорд, его видите только вы. Боюсь, это предвещает большие неприятности.

– Для него?

Он покачал головой.

– Для того, кто его видит. Это очень нехорошая примета. Второй раз покажется, когда придет забирать вашу душу. Увы, это будет скоро.

– Уверен?

– Всегда так было.

Я со стуком опустил кубок на столешницу.

– Он кто, языческий божок? Еще не знает, что мы разорвали эту цепь бесконечного круговорота?.. Ладно, пусть появляется. Раз я не язычник, на меня его власть не распространяется.

Арчибальд промолчал, во взгляде глубокое соболезнование, как-то ощутил, что, несмотря на мою браваду, мне страшно и одиноко.

– Что прикажете, мой лорд?

Я поднялся, суровый и собранный, ответил жестким мужественным голосом, в котором даже сам почти не заметил дрожи:

– Ничего. Всем отдыхать, но с утра – за работу. У благородных рыцарей, сэр Арчибальд, тоже есть обязанности и полезные для общества нагрузки. А я на время покину вас…

– На время пира?

Я поморщился, сделал неопределенный жест и вышел из зала. За мной увязались несколько человек, но я шел очень быстро и целеустремленно, никого не замечая, и все постепенно отстали.

Из здания я вышел один, за время пира небо выгнулось высоким звездным сводом, верхушки домов серебрятся легким туманом, деревья окутаны легким призрачным светом. На западе догорают последние угли небесного пожара, а когда погасли, над миром простерлась ночь.

Ко мне поспешили испуганные слуги, я велел резко:

– Седлать Зайчика!

– Ваша светлость, – вскрикнул кто-то, – на ночь глядя?

– Ночь, – ответил я, – хорошее время.

Сам понял, что брякнул не то, она хороша больше всего для воров и для тех, кто ходит к чужим женам, но слуги послушно ринулись к конюшне.

Примчался Бобик, в ночи глаза горят страшным красным пламенем, и сам как сгусток первородной тьмы, но всем помахал хвостом, на меня уставился в ожидании: куда?

– Далеко, – ответил я. – Как ты и любишь.

От дворца хлынул яркий свет, это распахнулись двери, по широким ступенькам быстро сбежали барон Альбрехт, сэр Палант и начальник дворцовой стражи. За их спинами выглядывало встревоженное лицо Куно.

– Сэр Ричард! – вскрикнул Торрекс. – Вам нельзя ехать ночью!

– Почему?

– Мы не успеем собрать отряд сопровождения!

Я сделал отметающий жест.

– Сэр Торрекс, пора привыкнуть, что я не нуждаюсь в свите.

Барон Альбрехт рассматривал меня внимательно, сам он готов выступить в долгую дорогу хоть сейчас, но ему кроме Гандерсгейма ничего не придет в голову, а Палант спросил почтительно:

– В Брабант?.. Вы обгоните графа Ришара на полпути…

– Нет, – возразил я, – чем в Брабанте заниматься две недели?

– Тогда…

– В Тараскон, – пояснил я.

Палант разинул рот в удивлении, Альбрехт поинтересовался:

– Корабли?

– Пока только порт, – сказал я. – И, конечно, башни на входе в бухту. А потом и флот построим…

Зайчик выметнулся из конюшни черный и блестящий, как отлитый из черной смолы, радостно заржал, раздувая огненные ноздри. Роскошная черная грива метнулась из стороны в сторону, он потряхивал головой, как пес, но у того лишь звучно хлопают уши, а у этого черная, как ночное небо, грива вздымается красиво до мурашек по коже.