Читать книгу "Провидение - Валери Тонг Куонг"

Мама не обмолвилась ни словом о том, что говорилось в коллеже, а я никогда не спрашивала. Когда я очнулась через четыре месяца, ее кожа и волосы были ужасного, одинакового серого цвета. Она сказала, что мы переехали. Мне понадобился еще один год восстановления в специализированном центре, чтобы увидеть нашу новую квартиру. Она оказалась светлой, веселой и была расположена на нижнем этаже, вровень с садом, в скромном доме западного предместья. Мебель была новая. Мама повесила на стенах десятки моих детских фотографий. Она говорила, пела, суетилась, одержимая срочной потребностью занять все пространство, каждое мгновение, теряясь при одной мысли о том, что я могу снова попытаться положить конец своей жизни. Но чем больше она смеялась, предлагала погулять, выдумывала, чем бы меня занять, устраивала мне нежные ловушки, только бы увидеть, как я улыбаюсь, тем больше я чувствовала себя ничтожеством. У меня было чувство, что я воплощаю саму идею невезения: пять этажей, а я даже уйти не сумела как следует.

Каждый день приходил учитель, чтобы снова приохотить меня к учебе. «Вы настоящее маленькое чудо, – бормотал он. – Пять этажей не так уж высоко, но все-таки задаешься вопросом, не устроены ли чернокожие иначе, чем белые. Разве не общеизвестно, что вы более гибкие?»

Мама пользовалась его присутствием, чтобы выйти из дома за покупками, выполнить кое-какие внешние обязательства. Я старалась сосредоточиться на математике и прочих уроках: хотя бы во время работы мозг переставал мусолить мое отчаяние. При таком подходе я вскоре стала непобедимой. Вернувшись к традиционной школьной программе, я сразу же заняла первое место в классе, чтобы уже никогда его не уступать. По крайней мере, добилась одного: благодаря моим школьным успехам мама вновь обрела хоть немного спокойствия. Снова стала подкрашиваться, ходить в парикмахерскую, со вкусом одеваться. В редкие моменты, расчувствовавшись, обнимала меня, обхватив правой рукой за затылок, и плакала, прижавшись щекой. Потом вытирала слезы: «Это глупо, доченька, но видишь ли, я такая чувствительная, что плачу, даже сама не зная почему. Только скажи мне, что с тобой все хорошо». – «Все хорошо, мама, клянусь тебе». Мы обе деликатно лгали друг другу.

Правда была грубее. Моя жизнь остановилась в одиннадцать лет, да и как могло быть иначе? Под этими столь затасканными словами «моя жизнь» я понимаю мою настоящую жизнь, ту, которую желали мне все, кто меня любил, ту, о которой я сама мечтала в детстве – наполненную любовью, желанием, большими чувствами, приключениями, справедливыми битвами. Я упустила свою физическую смерть, но пришла к смерти духовной. Отныне я выживала исключительно ради того, чтобы уберечь маму от худшего страдания, нежели то, что она уже испытала.

Она уже не меняла эту последнюю квартиру. Еще и сегодня возделывает там свой крошечный кусочек сада, выращивает розы с мудреными названиями и какие-то безвестные цветы, которые ставит у меня дома, когда уверена, что меня там нет.

Войдя в больницу, чтобы забрать оттуда Клару, я ненадолго остановилась. Мне ни разу не доводилось переступать порог подобного заведения со времени того несчастного случая. Точнее, автомобильной аварии – такова была официальная версия, требовалось ведь чем-то объяснить впечатляющие шрамы у меня на руках и ногах. Из-за многочисленных переломов мне сделали десятки операций. Мой скелет держится благодаря куче маленьких металлических штуковин, из-за которых звенят рамки металлоискателей в аэропорту; они не дадут мне забыться и в том маловероятном случае, если крик моих ран попытается стать глуше.

Вход перекрывало множество микроавтобусов со спутниковыми антеннами. Перед стеклянными дверьми теснилась плотная толпа операторов и фотографов. Отовсюду неслись телефонные звонки, перемежаясь гудками машин, перекликавшимися голосами и урчанием моторов.

Я инстинктивно втянула голову в плечи, чтобы пробиться сквозь это столпотворение. В холле тоже царила сутолока. Повсюду сновали люди в белых халатах, сбегали по лестницам, хлопали дверьми. Регистратуру осаждали журналисты и семьи пациентов. Было бесполезно надеяться на помощь среди этого хаоса. Я попыталась набрать номер Клары – тщетно, сеть была недоступна. Тогда я устремилась в главный коридор, загроможденный каталками, на которых лежали старики с пустым взглядом, встревоженные дети, беременные женщины с осунувшимися лицами.

Судя по табличкам, приемный покой располагался несколько дальше. Когда я уже собиралась туда войти, двери резко распахнулись. «Дорогу!» – крикнул санитар-гигант, толкая навстречу мне каталку с барьерчиками безопасности. Я едва успела заметить искаженное болью лицо мужчины и яркое пятно крови на белой простыне.

Я просунула голову в дверь. В глубине какая-то женщина, полусидя на носилках, гладила мальчика по голове. Другая женщина, немного вульгарная, но миловидная, вырядившаяся в клетчатый костюм, держала ее за руку. Вокруг них несколько человек, устроившись прямо на полу, читали или болтали между собой. Клары тут не было. Я обратилась к женщине в костюме.

– Извините, я ищу кое-кого, вы не знаете, есть ли тут другой приемный покой?

– Вся больница сейчас приемный покой, – ответила женщина.

– Если вы насчет «Реальпрома», – прервал ее мальчик, – я думаю, что в регистратуре есть специальная стойка.

Я вздрогнула.

– «Реальпром»?

Мальчуган нахмурился.

– Ну да, «Реальпром».

Вмешалась женщина на носилках.

– Эта дама тут не обязательно из-за взрыва, Поло.

«Реальпром». Не может быть. Нет, в такое я не могу поверить. Ты плохо поняла, Прюданс.

– Простите, этот взрыв… вы говорите о недавнем взрыве в деловом здании?

– Так и есть, это «Реальпром» взорвался.

– Его офис, – уточняет мальчуган и внезапно выпячивает грудь со странной гордостью. – А с ней ничего. Почти ничего. Она единственная уцелевшая! Это моя мама.

– Замолчи, Поло, – отрезала женщина, краснея. – Извините, мадам, я сожалею, если у вас там был кто-то, впрочем, никто ни в чем не уверен, врачи еще работают…

– Нет, я здесь не из-за взрыва, я вообще-то даже не знала, что речь идет о «Реальпроме»… Только видите ли… Я работаю над одним довольно щекотливым делом, которое касается как раз «Реальпрома».

– О, – сказала женщина на носилках. – Знаете, меня это совсем не удивляет, с господином Фаркасом дела всегда щекотливые.

– Так вы работаете с Грегуаром Фаркасом? Прямо с ним самим?

– Я была его секретаршей, – ответила женщина. – Выходит, вам он тоже известен. Наверное, надо вам сказать… и надеюсь, что вы не были близки… Он погиб.

Она казалась одновременно смущенной и довольной.

– Нет, мы не были близки. Я руковожу консультационной фирмой, которая сейчас работает на банк «Реальпрома», «Лексис». Точнее, соруковожу как партнер.

– Так значит, вы адвокат или что-то в этом роде, да?

– А я что говорила? Этот мир чертовски тесен, – прокомментировала женщина в клетчатом костюме.