Читать книгу "Восстание среднего класса - Борис Кагарлицкий"

В начале эры глобализации аналитики дружно связывали ее с укреплением военного, политического, экономического и культурного господства США. Но, если взглянуть на историю капитализма, нетрудно заметить, что каждый этап его торговой экспансии начинался в условиях почти безраздельного господства одной державы. По мере того как надвигался кризис экономической модели, близились к закату и опиравшиеся на нее мировые империи. XVI век начался стремительным подъемом Испании, господствовавшей во всем «христианском мире». Из кризиса XVII века Испания вышла второстепенной державой. XIX век был временем королевы Виктории, когда над Британской империей никогда не заходило солнце. А главное, Британия организовывала мировую экономику, диктовала правила международной торговли, создавала и разрушала межгосударственные альянсы. Увы, вместе с «поздневикторианской депрессией» начинает таять и мощь империи. Другое дело, что упадок империй – длительный процесс. Порой он занимает столетия. Первый признак упадка – то, что империи все чаще приходится воевать. Испанская империя войны проигрывала, Британская – выигрывала. Но как выясняется, это не имеет никакого значения. Оружие приходится применять именно потому, что экономической мощи и политического влияния уже недостаточно.

Сегодняшняя Америка демонстрирует все те же симптомы. Это империя с почти безграничной властью над миром, не способная совладать с проблемами этого мира. Нерешенные глобальные проблемы оборачиваются ее собственными слабостями, поддержание собственного господства стоит все дороже, а главное, применяемые средства становятся все менее эффективными.

В общем, для того чтобы понять, куда мы движемся, вовсе не обязательно обладать магическим даром предвидения. Достаточно немного знать историю.

Депрессивное состояние мировой экономики будет длиться до тех пор, пока радикально не изменятся правила игры (а в конечном счете – сами игроки). Рано или поздно неизбежным становится возвращение к протекционизму и государственному регулированию. Сначала – стыдливо, тайком, в качестве временных мер, позднее– в качестве общепризнанной официальной политики. Для того чтобы «локальные рынки» развивались, их придется защищать от негативных тенденций мирового рынка.

На едином «глобальном рынке» вполне достаточно было одного «мирового жандарма», но развитие «локальных рынков» означает, что на каждом из них господствуют собственные интересы, требующие правительственной защиты. А это автоматически означает возврат к пресловутой «многополярности» политического мира.

Во время наступления глобализации «многополярность» могла сколько угодно провозглашаться в качестве политического лозунга, но события двигались в противоположном направлении. Теперь же, напротив, можно сколько угодно прославлять непобедимую силу Америки, но проблем у Вашингтона с каждым годом будет становиться больше, а друзей меньше. В Вашингтоне с недоумением обнаружили, что мир изменился, что американского лидерства больше нет, – даже покорная Россия начинает– оглядываясь на немецких покровителей – отстаивать свои права.

Мир оказался лицом к лицу с привычным империализмом. Не с безликой «сетевой» империей, о которой писали модные теоретики, а именно с традиционной имперской силой, воплощенной в Соединенных Штатах. Завоевания (и лицемерие XX века) отброшены. Миру было предложено вновь жить по правилам XIX столетия, когда несколько «цивилизованных» держав считали себя в праве диктовать свою волю всем остальным. Однако мир отнюдь не готов был вновь принять эти правила. Власть империи перестала быть самоочевидной.

Этот мир, полный конфликтов и опасностей, – прямая противоположность либеральной утопии, которой нас потчевали на протяжении двух прошедших десятилетий. Но такой исход оказывается неожиданным только для тех, кто, насмотревшись телевизионной пропаганды, искренне поверил в «конец истории».

Итак, впереди войны, кризисы и реформы. Впрочем, это лишь один из возможных сценариев. Потому что всегда остается альтернативная возможность: замена капиталистической системы чем-то иным, желательно– чем-то лучшим. Кондратьев писал, что на рубеже циклов происходят не только конфликты, войны и кризисы, но и революции. Антикапиталистические альтернативы XX века обернулись тоталитарным кошмаром, но это отнюдь не значит, будто демократический выход из капитализма невозможен. Маркс не случайно писал, что первой задачей победившего пролетариата будет установление демократии. Иными словами, такого порядка, при котором направление развития будет определять воля граждан, а не интересы корпораций. Именно это и есть главный призрак, преследующий капитализм на протяжении большей части его истории.

Называйте его как хотите – «призраком коммунизма», «социалистической альтернативой» или «демократическим шансом». Так или иначе, но он возвращается.

Часть 4 «Сетевое» общество

История сетей

У капитализма серьезная проблема. Справиться с последствиями собственной глобальной деятельности оказалось сложнее, чем разгромить любых врагов. Более того, как в страшной сказке, на месте поверженных врагов внезапно вырастают новые, еще более многочисленные. Практика капитализма порождает антисистемные движения и будет порождать их до тех пор, пока сохраняется сама система.

Но одно дело– противостоять системе, а другое – изменить жизнь. Главная победа неолиберализма была моральной. Нет, система не смогла убедить большинство человечества, живущее в бедности, что она хороша. Она и не стремилась к этому. Идеологический посыл был другим. Плоха или хороша, но эта система единственно возможная. Как бы отвратительны ни были пороки нынешнего общества, любое другое будет еще хуже.

Приняв этот тезис, мы обречены смириться и провозгласить: все к лучшему в этом лучшем из миров!

Но капитализм создает не только своих врагов. Он дает нам опыт, позволяющий обнаружить ростки нового общества, пробивающиеся через жесткую кору старого порядка. Порой это островки солидарности, пытающиеся сохранить себя в море конкуренции. Но часто сама система нуждается в новых отношениях, культивирует их.

Хакерская этика, сетевые структуры, профессиональная солидарность вовсе не были изобретены революционерами, стремившимися подорвать основы капитализма. Напротив, они поддерживались и культивировались корпорациями. В информационную эпоху капитал просто не может развиваться, не порождая буквально на каждом шагу островки некапиталистических отношений. Иное дело, что отношения эти не могут стать господствующими до тех пор, пока не будет опрокинута политическая и экономическая власть капитала.

Капитал стремится к централизации и концентрации. Он иерархичен по определению.

Сетевые структуры культивируют горизонтальные связи. У сети два абсолютных принципа: равенство и солидарность. До тех пор пока сеть подчинена капиталу, она не может реализовать свой потенциал. Но по мере своего развития она превращается из «технологии организации бизнеса» в элемент его дестабилизации. Точнее, оказывается и тем, и другим одновременно.

В конце 1990-х годов разговоры о сетевом обществе стали модой. Эта мода охватила всех– от анархистов до бизнесменов. Между тем сетевые структуры отнюдь не являются изобретением недавнего времени. Распространение по Европе рукописных манускриптов, копировавшихся в средневековых монастырях, было подчинено тем же принципам, что и движение информации в Интернете, с той лишь разницей, что времени на все это требовалось куда больше, а «абонентов» системы было несравненно меньше. Но именно с наступлением индустриальной эпохи сетевые технологии приобрели массовый характер. Сначала почта, потом железные дороги и другие интегрированные транспортные системы, затем энергетика. Все это сети.