Читать книгу "Клиент всегда прав - Марина Серова"

В эту минуту я была уверена, что именно Дюкина убила своего мужа. В ее голосе было столько болезненной гордыни, столько тайного злорадства и страсти, что я мысленно похвалила себя за проявленную осторожность и предусмотрительность в отношении этого расследования. Вовремя взяла расписку со Степана Федоровича. У меня не оставалось сомнений в том, что Альберт Степанович пал от руки разгневанной и ревнивой жены.

— Вы выстрелили в него… — решила я ускорить повествование, придав ему динамику строгой последовательности фактов.

— Да, два раза, — с остекленевшими глазами сказала Дюкина, снова вдруг уйдя в себя, — я выстрелила в него, а потом легла рядом… Сама не зная, что делаю, легла рядом…

— А пистолет? — едва скрывая раздражение, спросила я.

— Выкинула, наверное… — с отсутствующим видом произнесла Дюкина.

— В каком месте?

Дюкина давно перестала плакать. Она повернула ко мне голову и непонимающе уставилась на меня.

— Не знаю, — она истерически захохотала, — разве мне было до того!

Я вздохнула и непроизвольно встретилась взглядом с бомжихой. Та, видно, торжествовала по поводу того, что Дюкиной удалось повергнуть меня в замешательство. На ее губах застыла ехидная усмешка.

— Муж не сказал вам, как провел время на даче до вашего появления? — сделала я попытку зайти с другого фланга.

— Нет, я не спрашивала его, — холодно процедила Вероника.

— А между тем у него была Зарубина…

— Мне это не интересно, — с презрительной гримасой проговорила она.

Я недоумевала по поводу того, почему она скрывает местонахождение пистолета. Или она действительно не помнит, куда его дела, или ее память блокирована из-за того, что сам факт убийства настолько значим для нее, для всей ее жизни, что она пренебрегла такой протокольной мелочью, как орудие убийства? Или просто потешается, таким образом показывая другим, что для нее разные там милицейские штучки — ничто по сравнению с той трагедией, в которой ей была отведена ведущая роль? Своего рода истерия…

— Постарайтесь вспомнить: вы стреляете, опускаете руку с пистолетом. Может быть, потом кладете его в сумку?

— Не знаю, — пожала она плечами с нарочито беззаботным видом, — какое мне до этого дело?

— А те письма с угрозами?

— Их сочиняла я, — издевательски ухмыльнулась Дюкина.

Ее лицо вдруг сразу утратило миловидность, став похожим на маску. Неестественная веселость этой маски была сродни вульгарности. Я догадывалась, что под этой маской скрывается страшное отчаяние, которое Дюкина в целях выживания старательно гримирует под знающую себе цену решимость, демонстрируя гордое смирение со своей тяжелой участью.

— Для чего вы их сочиняли?

— Чтобы досадить Берти, — загадочно и сладострастно улыбнулась она, — первое из них я написала после того, как он заговорил о разводе.

— Он их показывал вам, говорил о них?

— Нет, — судорожно засмеялась она, — но, — она поправила свою длинную челку, — однажды я подкралась к нему и увидела, как он читает одно из них, самое последнее. Он был вынужден сообщить мне об угрозах. Ох, как же я развлеклась, как мне было весело! А потом вдруг стало нестерпимо жаль Альберта, да и себя жаль, — упавшим голосом добавила она.

— Значит, письма с угрозами все-таки были? — решила уточнить я.

— Были, — кивнула Дюкина.

— Где же они теперь?

— Я их уничтожила.

— Когда?

— На следующий день после смерти Альберта, — Дюкина шмыгнула носом и уставилась в дальний угол помещения.

— Для чего?

— Сначала я не хотела, чтобы узнали о моей причастности к убийству, — ответила она, — а письма были косвенным доказательством. Ведь так?

— Ладно, допустим, — не ответив на ее вопрос, я сделала вид, что согласна с доводами, — сегодня утром вы сказали мне, что у вас с мужем были хорошие отношения. Зачем вы мне лгали?

— По той же самой причине, — немного помолчав, спокойно сказала она. — Мне была выгодна его смерть, так как если бы мы развелись, мои доходы сильно бы сократились, а я уже привыкла жить в достатке, не задумываясь, на что завтра купить буханку хлеба.

— У вас были когда-то трудные времена? — недоверчиво спросила я.

— Конечно, — она коротко кивнула, — мама не слишком-то заботилась о том, как здесь живет ее дочь, то есть я.

— Она не присылала вам денег или каких-то подарков?

— Ну-у, — вздохнула Вероника, — это было не очень часто.

— Понятно, — я чувствовала, что мой визит затягивается, а определенного мнения по поводу Вероники у меня еще не сложилось. — Кстати, — вдруг пришло мне в голову, — откуда у вашего мужа пистолет?

— А-а, пистолет, — небрежно пожала плечами Вероника, — он его купил.

— Какой марки?

Я внимательно наблюдала за ее реакцией, и мне показалось, что Дюкина смутилась.

— Не слишком хорошо в этом разбираюсь, — замялась она, — просто пистолет.

— А где вы научились стрелять? — быстро задала я следующий вопрос.

— Мы ездили с Альбертом в лес, — странно улыбнулась Вероника, — стреляли по консервным банкам.

— Ага, — согласилась я, — по консервным банкам, значит, стреляли.

Когда сержант впускал меня в «обезьянник», где томилась Дюкина, он не соблаговолил даже поинтересоваться, есть ли у меня оружие, поэтому «ПМ» покоился у меня на левом боку. Оглянувшись в сторону стойки, за которой сидел сержант, и увидев, что он занимается бумагами и не глядит на нас, я быстро вынула его и показала Дюкиной.

— У вашего мужа был такой же? — я заслонила пистолет от возможного взгляда сержанта своим корпусом.

— Кажется, да, — неуверенно произнесла Вероника.

— Тогда выстрелите из него, — я протянула ей оружие.

Она машинально взяла «макаров», но пистолет едва не выпал у нее из рук.

— Стреляй, — скомандовала я, — что же ты?

— Прямо здесь? — удивленно уставилась на меня Вероника.

— Здесь и сейчас, только быстро, — торопила я ее, подозревая, что она не умеет этого делать, — покажи, как ты убила Альберта.

— Но ведь… — она неловко переложила оружие в правую руку, — …здесь же нельзя.

— Можно, — уверенно заявила я, — стреляй, что же ты медлишь? Или ты никогда не стреляла, а мне, так же как и всем остальным, пытаешься запудрить мозги?! Какого черта? — напряженно шептала я.

В глазах Вероники я заметила отчаяние и злобу. Она вдруг решилась. Пистолет в ее руке дрогнул и начал подниматься. Все происходило как при замедленной съемке. Ствол моего же «макарова» почти уперся мне в грудь. Он дрожал в руке Вероники, а в ее глазах метались молнии.